– Тут больше двух лет живого духа не было, – проговаривает он негромко, когда из прихожей попадаем сразу же в спальню. – С тех пор как отца арестовали, мама приезжать не хотела. Я пару раз подъезжал, когда накрывало особо сильно… Но зайти в дом так и не смог, – делится, что бывает крайне редко, личным.
А я толком воспринимать не могу. Стопорюсь на большой деревянной, как и все здесь, кровати. И ни камин, ни причудливая металлическая люстра, ни керосиновые лампы, ни роскошные шкуры, ни оленьи рога, никакие другие охотничьи трофеи меня отвлечь не способны. Отмечаю все это мимолетно и снова во все глаза таращусь на кровать.
– Может быть пыльно, – врывается в мое затуманенное сознание, как и всегда, сильный голос Нечаева. – Не обессудь.
Да какая, к черту, пыль?
Я, конечно, едва дышу, но проблема вовсе не в загрязненности воздуха.
– Я уберусь!
– Да ладно… Ты чё?.. – откликается Ян, чувствую себя явно неловко. – Не стоит.
– Но я очень хочу это сделать, – твердо заявляю я. – Пожалуйста.
Зрительный контакт между нами задерживается.
Не знаю, что выдаю, но Нечаев, в конце концов, кивает.
– Окей, – выражает свое согласие вслух. – Я разожгу камин. Для этого нужно принести дрова из сарая, – несмотря на то, что голос Яна остается ровным, взгляд вновь оповещает, что нервничаю здесь не только я. – Если тебе вдруг понадобится ванная, то для того, чтобы ее найти, стоит выйти обратно в прихожую и свернуть налево. Направо будет кухня. У нас скважина, воду можно пить прямо из крана. В наличии электрический чайник. Заварка, кофе, сахар должны быть в шкафчике. Но смотри на сроки. Если проголодаешься, проверь заморозку. Обычно там хранятся полуфабрикаты, которые можно быстро приготовить в микроволновке. Почему ты смеешься?
Сама не поняла, когда это произошло. Но да, я смеюсь.
– Потому что ты напоминаешь какого-то деревенского риелтора. Прости!
– Хуясе деревня! Тут зашибись условия! – усмехается Ян, вгоняя меня в краску. – Лады. Риелтор так риелтор. На минималках. Въезжаешь? – как-то неожиданно он оказывается рядом. Кладет руки мне на талию и глухо выдыхает на ухо: – Только имей в виду, зай, сейчас идет охота на зайца.
– Я-я-ян, – протягиваю, слегка толкая его в грудь. – Я и так нервничаю!
Он перехватывает мои руки. Прекращает смеяться, только когда наклоняется, чтобы поцеловать костяшки одной кисти, а затем – второй.
Утонув в смущении, мое сердце прекращает работу. А кровь в это же время будто в разгул уходит. Приливает к самым чувствительным местам, наполняя их горячей пульсацией – губы, соски, низ живота, промежность.
Я натужно вздыхаю, смешивая этот высокий звук с самым настоящим стоном.
Но…
Едва Ян вскидывает голову и нацеливается на мой рот, я резко, вопреки бушующему внутри пламени, отворачиваюсь.
Он прочищает горло и, не снимая с меня взгляда, хрипит:
– Там в парке ты сказала: «Я тебя тоже…». Что тоже?
Слышать это не только стыдно, но и удивительно.
Неужели он не понял? Неужели неправильно поняла я?
– То, что ты написал… – бормочу задушенно, не смея поднять глаз.
– Скажи, – шепчет, едва слышно, но с выразительной потребностью, которая прошивает спазмами низ моего живота.
Да и вообще… После этого судорожного скручивания все мои внутренности, включая ожившее сердце, переворачивает.
Вскидываю взгляд. И между нами начинаются метания: глаза, губы, глаза, губы, глаза, губы…
В груди высвобождается острая жажда удовольствия, природа которого мне, вроде как, и ясна, и вместе с тем призрачна и таинственна.
Я тоже очень этого хочу. Это желание разрушает, одуряет, уничтожает.
Разве могут возникать подобные чувства из-за одного лишь желания целоваться? Получается, что могут. И осознание этого не просто шокирует. Оно порабощает.
– Подожди… – роняю и убегаю, чтобы взять из оставленной на столике сумки телефон.
Пишу Яну сообщение.
Он читает.
И…
– Хах, – выдает, как всегда, насмешливо. И вместе с тем хрипло. – Это моя фишка, Ю. Ты же умеешь говорить прямо. ЕМУ говоришь…
Я разворачиваюсь и вылетаю из спальни.
Ян ловит за руку. Толкает меня к стене и, вжимаясь всем своим твердым телом, выбивает из моего нутра короткий визг.
Тут же обо всем забываю.
Едва уловимое движение в районе моего живота – половой член Нечаева, определенно, живет своей жизнью. Он ощущается огромным, нетерпеливым, свирепым и… Господи, таким будоражащим. Я ловлю себя на мысли, что хочу его увидеть, и даже прикоснуться к нему.
Напор, который Ян сейчас оказывает на мое тело, прижимаясь так откровенно и стискивая мои запястья, должен бы меня испугать… И он меня пугает. Но не настолько, чтобы попытаться его оттолкнуть. Вместо того, чтобы дать Яну понять, что он переходит черту, я стою и наслаждаюсь.
Боже, мне нравятся его бесцеремонность, наглость и неконтролируемая сила.
Он наклоняется, и наши губы практически соприкасаются.