Этот долгий полярный день (Страницы из североморского дневника)

За этими несколько упрощенными, бытовыми характеристиками угадывалось главное мерило человеческих доблестей на атомоходе — мастерство, в котором залог настоящих и будущих успехов экипажа.

— Интересные у вас люди. С такими, наверное, ни в каких переделках не было страшно? — заметил я, вспомнив острые ситуации, в которых оказывались наши ребята во время войны. Я ждал, что и сейчас услышу рассказы о мужестве и героизме во время океанских походов.

— Должен вас огорчить, — улыбнулся Овсянников. — Ни в какие переделки мы не попадали, и никто ничего особенного у нас не совершил. Плаваем много, уходим далеко, но все без приключений. Техника надежная. Люди — тоже...

Я смотрел на живого, энергичного, влюбленного, судя по всему, в свое дело Валентина Евгеньевича, и виделись мне знакомые черты друзей, которых уже нет. Память унесла меня на тридцать с лишком годков назад — в кают-компанию бригады подплава. Рядом — бесконечно обаятельный Иван Александрович Колышкин и всегда уравновешенный, чуть ироничный Виктор Николаевич Котельников. И, как всегда, острит, разыгрывая всех и вся, невысокий худощавый бесенок Зорька — Фисанович.

Все шутили, разыгрывали друг друга, но едва заходил разговор о деле — о минувшем походе, о предстоящем ремонте, как смолкали и шутки, и смех. Все мысли и чувства захватывало Его Величество Боевое Дело... Так было, так оно осталось и теперь. Другие корабли, другие люди, другие рубежи на их путях, но о деле — всегда серьезно, увлеченно, заинтересованно. Для моряка это, наверное, становится характернейшей чертой. И она особенно зримо проступала у Валентина Евгеньевича Овсянникова, когда он рассказывал мне о корабле, о его людях.

В пору моего пребывания на флоте вернулся из дальнего похода подводный атомоход «Ленинский комсомол» — первый советский корабль, совершивший подледный рейд к Северному полюсу. С тех пор прошло много лет. Другие люди служат на атомоходе, но по-прежнему живет на нем дух новаторства, стремления к поиску непроторенных путей в своей воистину боевой работе.

На XVII съезде комсомола сообщалось, что этот корабль с комсомольским экипажем на борту находится за десятки тысяч миль от родной земли. И вот он дома. Я не упустил возможности встретиться с подводниками за «круглым столом» в редакции газеты «На страже Заполярья». И хотя стол был совсем не круглый, а протянулся во всю длину редакторского кабинета, мы едва за ним разместились. И немудрено: кроме представителей атомохода, сюда были приглашены и моряки отличного противолодочного корабля. «Противники» в море, здесь они мирно соседствовали, охотно выдавая друг другу «секреты» своей работы.

Разговор шел исключительно заинтересованный, дружеский. И этому немало способствовало участие живого, остроумного человека, чьи фамилия и облик поразили меня. Гаджиев! Я словно бы встретил прославленного рыцаря моря, не постаревшего за три с лишним десятка лет, сохранившего неизменными и характерные черты лица, и голос, и добрую улыбку. Герой Советского Союза, командир дивизиона подводных крейсеров, совершивший одиннадцать победных боевых походов и не вернувшийся из двенадцатого, по-особому чтим здесь, на Севере. Его имя носит один из поселков и улица в Полярном и площадь в Мурманске.

Но чудес на свете не бывает. Конечно, это был не Магомед Гаджиев, а его младший брат Альберт — заместитель командира атомохода «Ленинский комсомол» по политической части. Он буквально захватил нас своими рассказами о походе, тонко, с природным юмором представляя членов экипажа в лицах...

В тот вечер мы вернулись в гостиницу «Океан» и долго сидели в номере у Гаджиева, не замечая бега времени. Сквозь шторы пробивались острые, кинжальные лучи незакатного полярного солнца. Мы продолжали разговор, начавшийся в редакции, но теперь он носил совсем дружеский, доверительный характер. Я слушал рассказы о Магомеде и остальных братьях Гаджиевых — их было пятеро, о дочери героя Галине, работающей сейчас в Ленинграде. Это о ней в поэме Александра Жарова «Керим»: «Галочка, Галина, Галюша...»

Но, конечно, больше всего Альберт говорил об эки» паже своего корабля, о том, как важно уметь мобилизовать духовные силы моряков, о социалистическом соревновании во время дальнего плавания.

— Не думайте, будто соревнование на флоте впервые родилось в наши дни, — заметил он с улыбкой. — Я сделал кое-какие раскопки и нашел, что еще адмирал Сенявин пропагандировал соревнование. Вот его слова: «Усердия в службе надо добиваться не строгостью начальников, а умением офицеров возбудить соревнование среди подчиненных». Когда это сказано! И живет по сей день. Конечно, на другой основе, с использованием других методов.