Читаем Этот пост модернизм полностью

Эмграцией выходила за пределы родины называла себя эмма и больше не хотела кричать в ее рот был заложен наушник она немного думала о жизни но ее длинные ноги говорили за нее что она всего лишь тонкая ветка которая выросла а ведь прогнозы обещали ураган и сильный ветер внутри нашей головы она еще немного думала и старалась всегда такая глупая дороти и когда ее обнимал из дома было слышно дороти дороти дороти дороти дороти моя дорогая птичка хватит уже быть в этой клетке для животных довольно этого ты должна быть в клетке для птиц понимаешь все это вокруг все это довольствие окружающим процессом набережных скал об которые голый рабенок порезал ножку с фонтанчиком кровка и моя кровать вновь напряглась когда перестал слышать ее пульс само небо казалось прикоснулось рукой и не желает страдания и вновь повторять твое имя в моменты безумной усталости в моменты безудержного веселья когда я был на виселице когда я танцевал в клубах когда я засыпал с тобой ты была самим временем и я все измерял вокруг в доротах в моей дороти квадратной банке которая всплеском окрасила лазуровое небо и стала женщиной стала главной героиней в безумном монологе года а календарные листы все отрывались и уносились вдаль словно теперь все наконец-то поняли. И закричали мы. Тут доктор ученый на минуту задумался как раз вчера он закончил изучать протоны кантов и теперь своей волосатой рукой читал книгу этот пост модернизм а почему мы кричим подумал он неожиданно для себя наверное этот крик есть оглашение о себе мертвый бледный он наблюдает за нами закипая на лице и улыбкой по нашему лицу стесняется уйти надгробной плитой за которыми зашел смуглого цвета парень обернувшись увидел смерть в венеции обернувшись увидел что плита с его именем. Да мой друг жизни со временем понял что не знаю о том хочу убить или быть убитым такие слова в руках меня чаша весов склоняется к неизбежному варианту. Помню я что-то должен был сделать а что именно и кто ты такой. И зачем я все это сейчас написал. Нет нет не неизбежность смерти а неизбежность жизни вот что должно страшить сердце вдумчивое , скажем ты был рожден , ты обязательно будешь рожден а вот умрешь ли ты это более сложный вопрос, как же избежать рождения в этом мире.

Я. Я. Я. Я. Я.

Я жив и существую а значит не должен умереть. Вот дома вот небо вот солнце. И оно живо. Ты услышал меня.

Прошел год. За это время я успел обойти землю но не нашел земного места для нас которое можно бы было назвать домом я уже не осторожен и не так смел как раньше я обезсилен и валяюсь рядом с ним на белого цвета земле а сверху нас огромные кристаллы заменяющие небо в этом месте. Кристаллы треугольной формы по краям зеленые и мне кажется что они могут упасть на нас. Так идти я уже не могу от скуки начинаю хлопать ладони и колени. Мне кажется время колено. Ночь не наступает. Это один большой день. Где мой выбор. Кого она ждет сегодня. С кем мне говорить. Желание близко. Пояса везде. Хотел бы сейчас на себя рубашку как в той книге чтобы перейти на прошлый уровень а впрочем я уже и без нее итак совсем готов к этому...

Проходит еще одна минута и издали слышен ветер. Он уже совсем рядом. Громкий порыв бьет меня по лицу и подымает нас вверх , этот ураган закручивает нас а затем выпрямив и подняв на несколько метров несет нас все дальше и дальше. В точке С он внезапно останавливается и мы падаем в красной пустыне прямиком около огромной синей воды. Я хочу пить воду. Я пью воду и наполняюсь силой. Я вновь готов к путешествию по выжженой дороге. Поднявшись думаю может и он мертвый хочет воды. Развязав узелок начинаю плескать ему в лицо воду. И он задвигался а кровь начала исчезать на его теле и лице. Он открыл глаза и посмотрел на меня. Я тоже посмотрел на себя и увидел что мои ладони тают. Я обнял его и мы растворились. Открыв глаза я увидел его стол его дом его семью. Жена что-то говорила. Семья что-то говорила. Он что-то говорил. Я вышел от них и оказалось что напротив дома стоит та самая таверна в которую я обещал вернуться. Я зову его и мы вновь оказываемся среди них. Они ждут нас за огромным длинным столом. Феодор теперь с пятью медведями обнимает нас. Я рассказываю что было. Клео обнимает нас. Василиса обнимает нас и превращается в Клео или Клео в нее. Не знаю. Их половинки лиц складываются в одно. Мы делаем несколько фотографий на память знакового события. Тогда затем уже в середине праздника кто-то просит меня сказать тост в честь праздника дня всех влюбленных и тогда соседний голос говорит что сейчас пост. А я говорю этот пост модернизм.


Часть 2.

Одна из фотографий вылетает в окно и падает на маленького человечка который все время это слушал, прижав его она все глубже втаптывает его в землю до тех пор пока он не исчез.


Часть 3.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Двенадцать
Двенадцать

Все ближе 21 декабря 2012 г. — день, когда, согласно пророчеству древних майя, истечет отмеренный человечеству срок. Все чаще звучит роковой вопрос: погибнет ли наша планета или мы сможем шагнуть в новую, более милосердную и справедливую эпоху?..Детство Макса прошло в мире красок и чисел, и до шести лет он даже не умел говорить. В юности он перенес клиническую смерть, при этом ему являлись двенадцать загадочных силуэтов, в каждом из которых было начертано некое имя. Не в силах постичь смысл этих вещих имен, он тем не менее сознавал их исключительную важность.Лишь спустя восемь лет Макс, уже окончивший два университета, встретил первого из Двенадцати. Эта встреча положила начало провидческому пути, на котором он стремится познать тех, с кем его непостижимым образом связала судьба. Возможно, он получит и ответ на главный вопрос: что произойдет 21 декабря 2012 г.?Новый мировой бестселлер — завораживающий поиск разгадки одной из главных тайн человечества и путь к духовному просвещению каждого из нас.

Уильям Глэдстоун

Экспериментальная, неформатная проза
Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых»
Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых»

Первое научное издание текстов двух русско-еврейских писателей, теоретиков и практиков радикального анархизма первой пол. XX в. Кроме прозаической утопии-поэмы «Страна Анархия» (1917–1919) и памятки-трактата «Первый Центральный Социотехникум» (1919), в него вошли избранные статьи и очерки из анархистской периодики. Тексты прокомментированы и дополнены более поздними материалами братьев, включающими их зарубежные публикации 1930–1950-х гг., специально переведённые с идиша и с английского для наст. изд. Завершает книгу работа исследователя литературной утопии Л. Геллера, подробно рассматривающая творческие биографии Гординых и связи их идей с открытиями русского авангарда (Хлебников, Платонов, Малевич и др.).

Абба Лейбович Гордин , Братья Гордины , Вольф Лейбович Гордин , Леонид Михайлович Геллер , Сергей Владимирович Кудрявцев

Биографии и Мемуары / Экспериментальная, неформатная проза / Документальное
Говнопоколение
Говнопоколение

Мне хочется верить, что в новом десятилетии исчезнут людишки, обожающие слушать шлягеры про рюмку водки на столе. Что наконец наступит закат семьи Михалковых. Что возникнет шлагбаум, преграждающий путь низкопробной американской культуре. Что прекратятся аварии на дорогах с участием высокопоставленных чиновников и членов их семей. Что разрешат двойное гражданство Украины и России. Что европеоидная раса даст жесткий отпор китайской экспансии. Что государствами не будут руководить лица, имеющие погашенные судимости. Что внутри территории бывшего СССР исчезнут унизительные пограничные досмотры и таможенные барьеры. Что новые транспортные магистрали помогут избавиться от пробок, ставших настоящими тромбами в жизни мегаполисов. Что человеческая жизнь перестанет быть ничего не значащим пустяком. Что наше ГОВНОПОКОЛЕНИЕ перенаправит свою энергию с клубных танцплощадок в созидательное русло. Что восторжествует любовь.Ваш искатель утраченного времени Всеволод Непогодин.

Всеволод Непогодин

Проза / Контркультура / Экспериментальная, неформатная проза / Современная проза