Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории

Он соскакивает с супружеского ложа, внезапно осознав, что больше туда не ляжет. Глаза рыщут по ковру в поисках объекта, за который можно было бы зацепиться в этом мире, вдруг потерявшем устойчивость и ставшем пугающим. Но он замечает только голую куклу Барби, брошенную малышом; ноги куклы прижаты к голове, обнажая розовый пластиковый лобок, этакий волнительный шарнирчик. Как подобная штука может быть игрушкой? — с таким шквалом несуразности он не мог сладить.

— Дети! — рявкнула бывшая жена Стивена куда-то в глубь дома, и еще раз, громче: — Дети!

Стивен управился с запаковыванием ребенка и вернул его обратно в двухместную коляску.

Теперь у него было так мало забот, что он старался относиться к ним с усердием, достойным лучшего применения. Живя в маленькой квартирке на другом конце города, он каждый раз заботливо мыл пластиковую миску малыша, затем сушил ее и убирал в буфет. У него больше нет особняка с многочисленными углами и комнатами, заваленными нажитым за годы семейной жизни барахлом.

Шестилетка и восьмилетка спустились по лестнице в коридор, как застигнутые врасплох конспираторы, не желающие признать, что связаны общим делом. Сняв свои куртки с вешалки в коридоре, они нацепили их с такой исполнительностью и послушанием, что Стивен поразился — до того трогательно это выглядело. Затем, когда они стали втискивать ноги в «веллингтоны»[51], ему захотелось подойти и помочь им, но он знал, что делать этого не стоило. Они спрыгнули с порога и зашлепали по тропинке к тому месту, где он стоял.

— ‘рьвет, пап! — поздоровался старший ребенок, девочка, а мальчик просто сказал: «‘рьвет». Оба кивнули малявке в коляске, как во время чего-то официального, будто им предстояло впервые познакомиться, «‘рьвет», — снова сказали они.

— Пр-трль, — промямлил малыш.

Стивен присел на корточки и подполз вперед, чтобы заключить в объятья всех троих. От них пахло черничным соусом, а от их волос — шампунем. Глядя на бледные личики детей, он в очередной раз заметил, как резкие материнские черты вытесняют его, и так слабые и невыразительные.

Бывшая жена Стивена снова показалась в коридоре, таща за руку упирающегося двухлетку.

— Не хочу! — ныл ребенок. — Я останусь тут, останусь тут…

— Он не хочет выходить? — спросил Стивен, отчасти с надеждой.

— Нет-нет, он пойдет с тобой, — ответила она, со знанием дела запихивая ребенка в куртку и затем усаживая на пол. Засовывая его ноги в «веллингтоны», она остервенело твердила, как заклинание: «Если ты думаешь, что я позволю тебе лишить меня этой несчастной пары часов в неделю, когда весь дом в моем распоряжении… единственное время, когда я могу поговорить по телефону, да хотя бы просто вымыть голову… У тебя и мысли такой не возникает, правда? У тебя вообще никаких мыслей…»

Малыш, в свою очередь, продолжал стоять на своем:

— Мне нужно кое-што показать папе, ‘тамушто… а Дэниел сказал, что я не пойду… он завзял, он… он…

— Джош хочет взять с собой свою каталку, — объяснил Дэниел.

— Я ему говорила, что она будет только мешаться, — добавила старшая, Мелисса.

— Но она мне нужна! — крикнул Джош с порога.

— На, забери свою чертову игрушку! Забери-свою-чертову-игрушку!

На слове «забери» бывшая жена Стивена взяла с полки игрушку — переднюю часть автомобиля с колесами и рычажком переключения скоростей; на слове «свою» она сунула ее в руки Джоша; на слове «чертову» — выставила его на порог; и на слове «игрушку» захлопнула дверь.

В застывшем мгновении, перед тем как Джош начал отчаянно реветь, Стивен обернулся и посмотрел назад. По противоположной стороне улицы мимо шли две монашки. Обе были в очках, на обеих — синие платки и синие плащи. Из-под плащей виднелось около пары сантиметров белого нейлона. Во всей этой амуниции, подумал Стивен, они выглядели одновременно как богомолки и как медсестры, словно шли ухаживать за Спасителем в специально оборудованное отделение для только что снятых с креста. Монашки сверкнули линзами в его сторону, и Стивену захотелось крикнуть: «Спасите этих крошек, возьмите их под свою опеку! Более нуждающихся в вашей помощи не найти…» Но вместо этого он обернулся к Джошу, все еще причитавшему: «Ууу…ууу…ууу…», малыш был на грани истерики: «Уаааа-а-а-а-ааа».

— Пойдем-пойдем, Джош, нечего плакать, мы уже идем, пошли…