Ева

Адвокат черта с фиолетовыми рожками. Мне одно непонятно — зачем он признался? Если уж так засвербило, мог бы подождать месяц-другой, срок давности бы вышел. Неужто в тюрягу так охота? Ведь известно, что там с такими, как он, делают.

Серебристое перо. Девочка все узнала, она же сказала. Будь он в самом деле чудовищем, что помешало бы ему ее ликвидировать или сбежать? А он вместо этого в полицию пошел. Неужто ни у кого на этом форуме мозгов нет?

Цветок-мотылек. Мне вот интересно, а почему она сама, если узнала такое, не пошла в полицию? Я бы мигом побежала.

Коля m32. Цветок-мотылек, о стокгольмском синдроме не слыхала?

Серебристое перо.

 Коля m32, какой стокгольмский синдром? Девочка же не подозревала, что похищена. Она думала, что это ее отец, и любила его.

2х2=3,5. Серебристое перо, ты кто такой?

Серебристое перо. 2х2=3,5, а ты?

2х2=3,5. Серебристое перо, тот, у кого есть мозги. И эти мозги мне подсказывают, что ты заинтересованное лицо.

Серебристое перо. 2х2=3,5, нет у тебя мозгов. Я нахожусь за тридевять земель от Москвы, посмотри мой ID. Я ужасаюсь тому, как слепы все. И что с этой девчонкой все носятся? Жила себе припеваючи, папочка о ней заботился, ни в каких игрушках не отказывал, на курорты, судя по размещенным фотографиям в соцсетях, возил. Жених, подруги, хорошая школа. Не лезла бы, куда не надо, и не узнала бы никогда, что ее родители убийцы. Парень всего лишь попытался отомстить за сестру. По-вашему, надо было смириться с убийством сестры, а?

2х2=3,5.

 Серебристое перо, ты кто такой?

Распечатка форума от 3 августа 2018 года.

Идет дождь. Следственная комната другая, неба отсюда не видно, только краснокирпичную стену. Сквозь открытую форточку слышно, как стучат по жестяному карнизу тяжелые капли дождя. Пахнет краской.

— Как видите, Герман Александрович, у вас появились защитники. То есть не защитники — я бы сказал, сочувствующие. Это хорошо, это в наших интересах. В ваших. И их число растет. Особенно после статьи некой Ирины Сивцевой. Очень такой жалобной, проникновенной. Это ваша знакомая? Ирина Сивцева?

— Не знаю такую. По крайней мере не помню. Возможно, кто-то из моих пациентов.

— Она где-то раскопала всю историю вашей жизни. Очень статья… такая… Там о девочке-то, обо всем этом, — адвокат кивает на распечатки, которые убирает в папку, — ничего нет, там о вас. О вашей сестре, о том, как вы с сестрой росли без родителей, о травме, как вы все детство ходили на костылях, о жутком случае в классе.

— Вот как?

— Вашему делу это, конечно, никак не поможет, на приговор не повлияет. Впрочем, это вас и не интересует. Но эта статья подняла волну негодования по поводу случая вашей сестры. Заговорили опять о подкупе богачами правосудия. Если хотите, можете составить заявление. Кто знает, вдруг на этой волне удастся открыть дело об убийстве вашей сестры. Тем более что всплыла одна фотография.

— Какая фотография? — Герман поднимает голову от ладоней, которые внимательно разглядывал, и смотрит на адвоката. Тот сегодня одет по-простому, в джинсах и свитере, с ботинок на пол натекло, на отмытую подошву налип желтый лист.

— Фотография с датой «22.10.1999 17:15». На ней ваша сестра и Ломакины, ну, то есть Ломакин и Ольга, отчаливают с причала на яхте, которую потом нашли пустой в море. Яхте, которая, по показаниям Ломакина, якобы пропала и затем нашлась пустой. Которую якобы взяла ваша сестра и одна на ней вышла в море. Получается, что Ломакины соврали. Но я бы на вашем месте не стал возлагать особых надежд. Доказать убийство почти невозможно. Да и наказывать некого, сами понимаете. Можно надеяться только на одно: дело, если его откроют, получит большую огласку. О случае вашей сестры многие в стране узнают.

— Вы даже не представляете, Миша, что для меня сделали! — Герман сглатывает, закрывает лицо ладонями, потом отнимает их, протягивает руку адвокату, крепко пожимает протянутую в ответ. — Спасибо. Конечно, я напишу заявление.

Рукава свитера Германа натянулись, и на запястьях видны кровоподтеки.

— Вас достают здесь? — спрашивает адвокат.

Герман отмахивается, впервые за много месяцев губы складываются в подобие улыбки.

— Теперь это не имеет значения.

49