Эвакуатор

Что-то его долго не было. Неохотно расставаясь с теплом, Катька вышла на веранду, но за окном была сплошная темнота. Сбежал, оставил ее тут… что за шутки?! Тут же она с облегчением услышала шаги на крыльце. Игорь вошел улыбаясь, неся какую-то длинную палку в брезентовом чехле; поставил ее рядом с дровяным мешком, долго запирал за собой дверь, стараясь ничего не запачкать: руки у него были в крови.

– Что с тобой?!

– Только без кудахтанья. Кудахтанье неуместно.

– Ты поранился?

– Кать, нормальные дела. Там одна штука залипла, еле отодрал.

– Какая штука?

– Слушай, полей на руки, а? Ковшик вон… Если я скажу «копулятор», это тебе что-нибудь объяснит?

Катька постепенно успокаивалась. Кажется, он был веселый и все у него получилось.

Он смыл кровь, и стали видны глубокие порезы на пальцах.

– Смотри ты, – уважительно сказала Катька. – Опасная штука?

– Да господи, его ребенок починит. Там только с ионизатором проблема, он неудобно стоит в этой модели. Заварил, и ладно.

– А что это ты принес?

– Наблюдательной Варваре нос оторвали.

– А серьезно?

Они вошли в теплую комнату. Игорь шагнул к печке и сразу увидел открытую шкатулку.

– О. Я гляжу, мы тут знакомимся с обстановкой…

– А нельзя? Ну извини, пожалуйста…

– Почему нельзя, у меня от тебя тайн нету. К тому же это все не мое.

– Ну объясни все-таки, что ты такое принес в дом?

– Ничего особенного. Стартер принес.

– А зачем?

– Я его хочу с утра немножко посмотреть, при свете. Деталь простая, но от него в конечном итоге все зависит. Надо почистить, топливо залить…

– А куда он вставляется?

– Спрашивающий подставляется. Лучше расскажи, как тебе все эти документы.

– Очень грустно, – честно сказала Катька.

– Да почему грустно? Счастливые были люди, студень варили, в гости ездили. Я прямо завидую.

– И кого бы из них ты взял?

– Никого. Чего их брать, у них все шоколадно.

– А Чернобыль?

– Оттуда и так всех сразу эвакуировали. Кстати, зря. По моим расчетам, все улетело в атмосферу в первые же часы и пролилось над Тихим океаном. Вокруг АЭС был фон, конечно, но не фатальный.

Он подбросил еще дров, выгреб золу и долго смотрел в огонь. Потом неожиданно сгреб в кучу все письма, скомкал их и зашвырнул в печку через верхнюю дверцу.

– Игорь! – ахнула Катька. – Ты что! Зачем?

– Да ну, дрянь всякую… Я считаю, ничего не должно оставаться.

– Это же не твое!

– Были бы нужны – забрали бы.

Две дюжины чужих жизней скорчились и вылетели в трубу.

– Нет, я все-таки не понимаю…

– Ну и зря. Все надо жечь. У нас никогда никаких документов не хранят.

– Почему?!

– А зачем? Что они тут создают иллюзию жизни? Жизнь в другом. Берегут друг друга, сохраняют письма, перевязывают ленточкой… Надо уметь прощаться, уметь все рвать. А жизнь всех этих Медниковых-Болтаев мне вообще отвратительна. Какое-то ползанье. Ничего не жалко. Здравствуйте, дорогие мои, пишу вам из Мисхора, погоды стоят хорошие. Вчера записался на процедуры, просил контрастный душ, но большая очередь, в результате согласился на стрельбы и подъем переворотом, но не сумел выполнить норматив и теперь буду с сержантом тренироваться по утрам. В последнее время спина болит меньше, но плохо двигается левая рука и трудно дышать по ночам, советовали растираться желтком яйца с сахаром, потом добавить три капли коньяка, стакан муки и щепоть корицы и запекать до появления хрустящей корочки. У меня все хорошо, помидоры стоят рубль кило, в прошлом году были восемьдесят коп., но говорят, что теперь просто нет урожая, потому что Люда вышла замуж за своего институтского товарища Петю, приводила к нам, очень милый мальчик, хотя немного заносчивый и, кажется, увлекается очень музыкой. Больше мне не пишите, потому что в живых все равно не застанете, а те бусы, которые ты, Маша, взяла у меня, когда в прошлый раз гостила, а сказала на домработницу, пожалуйста, носи, если они тебе нравятся. Ваш муж и отец. Ненавижу родственные связи. Вечно быть обязанным чужому, в сущности, человеку, с которым тебя связывает только кровь… Если это жизнь, то я землянин.

– Значит, ты землянин, – сказала Катька. – Я всегда догадывалась.

– С кем поведешься, мать, с кем поведешься… Я до сих пор боюсь, что это заразно.

Помолчали.

– Игорь! А не может так быть, что вы отбираете… ну, типичных представителей? Для научных нужд?

– Типичных представителей не бывает, – назидательно сказал он, глядя в огонь. – Никаких нет средних значений, и все, что в вас есть типичного, – наносное. Там сразу слетает, так что изучать надо здесь. В среде. Вот эти письма – среды нет, и кто поймет, про что там написано? А ведь они друг друга любили или не любили. Одни другим старались показать, как надо правильно жить. Другие осторожно спорили насчет советской власти. Это все как-то там рассыпано, но сейчас не читается.

– Да, я заметила.