– А ты, значит, по маршруту?
– Ну.
– Давай, шеф, доедем до Интердома, а потом ты нас в Москву отвезешь. Я тебе серьезно говорю, у меня там такое дело, что я никак не могу здесь оставаться. Видишь, у меня старуха на руках беспомощная.
– Какая я тебе старуха? – прикрикнула бабушка, отличавшаяся не по годам острым слухом.
– Видишь?! – подмигнул шеф. – Ничего не беспомощная!
– Шеф, – чуть не плакала Катька.
– Да ладно, – сказал шеф. – На месте разберемся.
Они приехали как раз вовремя – Интердом срочно собирался. Видимо, информация о взрыве АЭС подтвердилась. Педагоги, ругаясь и беззастенчиво отвешивая подзатыльники (попробовали бы они так с детьми братских компартий!), запихивали свой неразумный контингент в единственный автобус, который смогли выделить для детской эвакуации городские власти. Мест в автобусе было шестьдесят, запущенных детей в области – девяносто, впихнуть их в один автобус не было никакой возможности, водитель матерился, двери не закрывались. Наконец вроде влезли все, только один мальчик – даун, насколько могла определить Катька, – все выл на одной ноте, размахивая руками, не хотел ехать, боялся, и старшие дети выпихнули его из автобуса: видимо, он успел сильно их достать. Мальчик вылетел из задних дверей, они наконец захлопнулись, и автобус с тремя воспитателями и девятью десятками педзапущенных имбецилов валко тронулся неизвестно куда.
– Они что же, не подберут его? – ужаснулась Катька.
– Да очень он нужен кому, – сказал шофер. Он вышел из «газели» и направился к маленькому дауну, который сидел под дождем без движения, не понимая, что произошло и куда все делись.
– Ы, – сказал он шоферу. – У, – и ткнул пальцем куда-то в сторону опустевшего Интердома.
– Да вижу я, что ты оттуда, – сказал шофер. – Теперь-то делать что?
– Ы! У! Ы! У! Ы! У!
– Ну ладно, ладно, поехали. В город тебя сдам.
– Ыыы! – заорал даун, уворачиваясь. Он все показывал головой на Интердом.
– Да цацкаться тут еще с тобой, – ругнулся шофер, схватил дауна поперек живота и поволок в машину.
– Чего он говорит? – спросила Катька.
– Ы, говорит. У, – добродушно сказал шофер.
– Чего ты с ним хочешь делать?
– В город повезу, сдам. Мне же все равно в город обратно.
– Не надо в город. Если его здесь воспитатели выпихнут, там его точно никто не возьмет. Ну сам подумай, все из города, а ты обратно! Поехали в Москву. Тебя как зовут, шеф?
– Боря, – благодушно представился шеф.
– Дядя Боря, поехали. Я его в Москву возьму.
– И куда денешь?
– Найду куда. Есть у меня возможность его увезти. Может, его вылечат там. Только мне обязательно надо там завтра быть, дядя Боря! Я завтра вылетаю, ты понимаешь?!
– Да куда ты его возьмешь? – недоверчиво сказал дядя Боря. – На него же документов нету, ничего!
– Я чартером лечу. В Германию. Поехали, дядя Боря, ей-богу! Две сейчас, две на месте.
Дядя Боря задумался.
– Ну, поехали, – сказал он не очень уверенно. – Может, ты его правда увезешь… Здесь-то он точно не жилец.
– Ы! У! – завыл маленький даун.
Дядя Боря завелся и резко взял с места.
– Нам все равно Сухиничи проезжать, – после долгого молчания сказала бабушка. – Вот и узнаем заодно, чего там взорвалось, чего не взорвалось…
До Сухиничей оставалось километров тридцать, не более. Даун перестал выть и смирился со своей судьбой. Он был маленький, курносый, с пуговичными глазами, сопливым носом и поперечными линиями на ладонях, словно намекавшими хироманту, что у этого клиента нет ни любви, ни ума, ни фортуны, а одна только ровная и благостная линия жизни – прямой бессобытийной жизни высшего существа. Катька всегда боялась детей-уродов, а теперь почему-то перестала. В конце концов, этот даун был теперь единственным оправданием ее бегства. Даже если бы она желала выбрать самого несчастного землянина, ей не удалось бы найти ничего более жалкого, чем идиот, отвергнутый идиотами. Это был не совсем обычный даун. Обычно, как известно, они очень доброжелательны, а этот был страшно раздражительный и все еще оглядывался назад, словно оставил в Интердоме что-то чрезвычайно важное. Правда, больше не выл.
Кроме АЭС, выстроенной на почтительном расстоянии от города, в Сухиничах осталось одно работающее предприятие. Это была игрушечная фабрика, знаменитая когда-то на весь Союз производством плюшевых зверей. Теперь этими зверями выдавали зарплату, и работники фабрики толпились на перроне, протягивая к окнам меховых медведей, зайцев и лис. Они надеялись по дешевке продать их проезжающим и тем прокормиться. Катька ненавидела проезжать через Сухиничи – зрелище было невыносимое.
Дядя Боря въехал в город. Там было пусто, пусто в самом буквальном смысле, как бывает в страшном сне. В игрушечном городе не осталось ни одного человека – видимо, про АЭС все было правдой, кто бы ее ни взорвал: чеченцы, вредители или закономерности общего распада.