А на берегу, хоть и было до него далеко, Иисус разглядел огромное скопление народу, а позади – множество шатров: казалось, он превратился в постоянное прибежище странников, которым негде ночевать и потому пришлось разбить бивак. Иисусу показалось это любопытным, но не более того, и он налег на весла и повел лодку к берегу. Поглядывая через плечо, он заметил, что в воду столкнули несколько лодок, а присмотревшись получше, узнал Симона и Андрея и других, которых то ли видел когда-то, а то ли нет, – они направлялись к нему и гребли так усердно, что уже совсем скоро приблизились, и Симон, зная, что крик его будет услышан, крикнул: Где ж ты был?! – хотя узнать хотел совсем другое, но надо же как-то начать. Здесь, в море, последовал столь же необязательный ответ, и, право, не лучшим образом возобновил общение с ближними своими сын Божий, сын Марии, сын плотника Иосифа, хоть и наступила в его жизни новая эпоха. Еще миг – и Симон перескочил к нему в лодку, и тут выяснилось, что произошло нечто невозможное, недоступное пониманию, непостижное разуму. Спрашивает Симон: Ты знаешь, сколько времени провел в море, в тумане, а мы не могли спустить лодки – будто какая-то неодолимая сила отбрасывала их назад, на берег. Целый день, отвечает Иисус и, видя волнение Симона, добавляет, чтобы ни попасть пальцем в небо: и всю ночь. Сорок суток, кричит Симон, а потом уже чуть потише: сорок суток ты был в море, сорок суток мы были как в молоке, и туман будто хотел скрыть от нас, что там происходит, что ты там делаешь, в этой пелене, – ведь за все это время мы не смогли выловить ни одной завалящей рыбки. Иисус уступил Симону одно весло, и они, сев плечом к плечу, принялись грести дружно и согласно, и заодно с движениями их звучали слова, которые говорили они. Торопясь высказать Симону тайное, пока не приблизились другие лодки, сказал Иисус: Я был там с Богом, он открыл мне мою будущую жизнь и то, что будет после.
Какой он, ну, я про Бога. Бог многолик, может явиться в образе облака, столба дыма, а может предстать в обличье богатого старика иудея, мы узнаем лишь по голосу, и кто хоть раз услышал, тот уж не спутает. И что он сказал тебе? Сказал, что я – сын его. Значит, подтвердил? Подтвердил. Значит, тогда Дьявол сказал правду?
Дьявол тоже был с нами почти все время, мне показалось, что он знает обо мне не меньше, чем Бог, а бывают случаи, когда, я думаю, – даже больше, чем Бог. А где?
Что «где»? Где они были? Дьявол сидел на борту, вот тут, рядом с тобой, а Бог – на корме. Так что же сказал тебе Бог? Сказал, что я его сын и что меня распнут на кресте. Значит, ты уйдешь в горы, примкнешь к мятежникам, что воюют против римлян, если так, то и мы пойдем с тобой. Да, вы пойдете со мной, но не в горы, и не силой оружия предстоит нам добиться поражения кесаря, но словом – торжества Бога. Только словом?
Словом, и примером, и, когда потребуется, – самой жизнью, принесенной в жертву. Он так и сказал? Отныне все, что ни скажу я, будет сказано им, и те, кто верит в него, уверуют в меня, ибо нельзя верить в Отца и не верить в Сына, и если Отец избрал себе новый путь, то начаться он может лишь с меня, Сына его. Ты сказал, что мы пойдем с тобой, кто это «мы»? Прежде всего – ты, и брат твой Андрей, и сыновья Зеведеевы Иаков и Иоанн, и, кстати, Бог сказал, что отрядит мне в помощь человека по имени Иоанн, но я думаю, вряд ли это наш Иоанн. Ну и хватит, зачем нам больше, это же не свита Ирода. Потом придут другие, а может быть, они уже пришли, они здесь и ждут лишь поданного Богом знака и явленного им знамения, чтобы уверовать в меня и последовать за мной, ибо им Бог не откроет своего лица.