Евангелие от Иисуса

Есть, отозвался изнутри женский голос, а кто там? – и за голосом вслед появилась у ворот та, кому принадлежал он, – Марфа, сестра Марии, более того – близнец, но сходство лишь угадывалось, не бросаясь в глаза, ибо на ней сильней и пагубней сказались протекшие ли годы, тяжкий ли труд, или так уж распорядились судьба, природа, образ жизни. Она взглянула сначала на Иисуса, и при взгляде этом ее лицо вдруг осветилось и прояснилось, будто рассеялась застилавшая его хмарь, но в следующую же минуту, когда она перевела глаза на сестру, отразилось на нем сперва сомнение, а потом неудовольствие. Кто же он такой, раз пришел с тобой? – подумала, должно быть, Марфа, или: Как может он – тот, кем кажется, – быть с тобой? – хоть и не могла бы сказать, кем же показался ей Иисус. И, без сомнения, именно потому вместо того, чтобы спросить: Как ты? – или: Зачем ты здесь? – с уст ее слетели слова: Кто этот человек? Иисус улыбнулся, и эта улыбка со стремительной силой прянувшей с тетивы стрелы ударила ее прямо в сердце, заставив его отозваться томительной и странной, доселе неведомой и сладкой болью. Меня зовут Иисус из Назарета, ответил он, я – с твоей сестрой, и слова эти, mutatis mutandis [7

], как сказали бы на своей латыни римляне, равносильны были тем, что выкрикнул он когда-то Иакову, навек расставаясь с ним на берегу моря: Ее зовут Мария из Магдалы, и она со мной. Марфа отворила дверь и сказала: Входите, это твой дом, – и непонятно было, к кому из двоих обращено было это «твой». Уже во дворе Магдалина, взяв сестру за руку, сказала: Я принадлежу этому дому, которому и ты принадлежишь; я принадлежу этому человеку, которому ты не принадлежишь; с ним и с тобою связана я неразрывно, и потому прошу тебя, не кичись своей добродетелью, не кори меня моим несовершенством, я пришла с миром и в мире хочу пребыть. Сказала Марфа: Я приму тебя, как велит мне долг родства, и дай Бог, чтоб настал день, когда я смогу принять тебя по любви, но только не сегодня, – она собралась сказать еще что-то, но замолчала, оттого что затворила ей уста мелькнувшая мысль: знал ли человек, которого привела с собой сестра, о прошлой ее жизни, и в прошлом ли осталась эта жизнь? – ив этой точке ее размышлений лицо ее залилось краской смущения, и на миг она возненавидела и их обоих, и самое себя, но тут заговорил Иисус, понявший, что нужно в этот миг услышать Марфе, ибо не так уж трудно угадать, что за мысли роятся в голове человеческой. И он сказал: Господь судит нас всех, но каждый день – по-иному, ибо и сами мы каждый день – иные, и если бы сегодня, Марфа, судил тебя Господь, не думай, что предстала бы ты в глазах Его иной, нежели Мария. Говори ясней, отвечала она, я тебя не понимаю.

Я ничего более тебе не скажу: сбереги у себя в душе мои слова, повторяй их всякий раз, как будешь обращать взор на сестру твою. А она уже не… Хочешь знать, не потаскуха ли я? – грубо перебила Магдалина замявшуюся на миг Марфу. Та отступила на шаг, всплеснула руками: Нет-нет, не говори ничего, мне довольно слов Иисуса, – и, не сумев сдержаться, расплакалась. Мария подошла к ней, обняла, словно укачивая, и Марфа сквозь слезы проговорила: Что за жизнь, что за жизнь, – и непонятно было, о себе это она или о сестре.