– Мы починим ожерелье Фрейи, – сказал я. – Ожерелье – это, можно сказать, ее личная подпись. Трюм в первую очередь посмотрит, есть ли на ней это ожерелье. Лицо твое будет скрыто фатой, так что даже придворные Трюма ничего и не заподозрят. И как только Трюм принесет молот…
Теперь даже Один заулыбался.
– Что ж, неплохая идея! – похвалил он меня.
– Ни за что! – снова сказал Тор.
– А я буду твоей служанкой, – не сдавался я. – Ты не волнуйся, Тор, твой гром я точно не украду. И мне кажется, невеста из тебя получится просто потрясающая.
Тор что-то проворчал, а я продолжил:
– И насчет первой брачной ночи тоже не тревожься. Я уверен: Трюм будет с тобой очень нежен. И потом, я объясню ему, что у тебя это впервые…
Его удар, попади он в цель, не оставил бы от меня и мокрого места. Но я легко ушел от удара и, пританцовывая, отбежал подальше, все еще усмехаясь.
– Послушай, Тор, у нас же нет выбора, – сказал я ему. – Или мы будем действовать согласно моему плану, или потеряем Мьёлльнир. А вы все что скажете?
И все тут же со мной согласились. А через восемь дней мы с Громовником двинулись на Север. Тор позаимствовал у Фрейи одно из ее аристократических платьев, его надушили ее духами, с помощью воска удалили ему растительность на руках и ногах, позолотили ногти, а шею украсили тем самым золотым ожерельем. Лицо его, правда, так и пылало убийственным гневом, но, к счастью, под фатой это было не так заметно.
Его колесница оставляла за собой свирепый выжженный след и массу рытвин, заметных на много миль окрест. Тор, собственно, всегда так ездил, хотя некоторые чистоплюи, наверное, сочли бы его манеру излишне агрессивной. Однако девице, направляющейся на собственную свадьбу, подобная манера совершенно не подходила, так что я по мере сил постарался скрыть оставленный им след, широкой красной полосой протянувшийся от поля Идавёлль до северных ледников и прямо-таки кричавший, что его оставил именно Тор. Но я ничего не мог поделать ни с ухабами на дороге, выбитыми его колесницей, ни с громоподобным скрежетом зубов, который доносился из-под украшенной самоцветами свадебной фаты Тора.
Трюму я все это объяснил так:
– Фрейя очень обрадовалась вашему приглашению, господин мой, а потому летела, не разбирая дороги. И потом, мы, женщины-колесничии… – Я сверкнул улыбкой, кокетливо поглядывая на великана из-под головного убора горничной. Между прочим, из меня получилась куда более убедительная женщина, чем из Тора, а поскольку я безбородый, мне даже вуалью прикрывать лицо не было нужды. Во всяком случае, Трюм моей внешностью остался доволен; он потрепал меня по подбородку и сказал:
– Если твоя госпожа хотя бы вполовину так же хороша, как ты, то меня сегодня ночью явно ждет удача!
Я захихикал.
– Ой, да ну вас! Скажете тоже!
И я, старательно избегая жадных лапищ Трюма, повел фальшивую невесту в пиршественный зал, где уже были накрыты столы: огромные окорока, цельные лососи, горы пирогов и всевозможных печений, груды засахаренных фруктов. Зал озаряли праздничным сиянием целые связки свечей. И повсюду стояли бочонки с медом; такого количества меда хватило бы для целой армии выпивох.
Услышав, как Тор что-то сердито бормочет себе под нос, я прошипел:
– Сиди тихо! И лучше вообще помалкивай. Позволь уж мне вести застольную беседу.
Нас проводили к столу и усадили по левую руку от Трюма; я предусмотрительно поместил Тора среди женщин, подальше и от Трюма, и от его воинов.
Теперь Трюм точно сидел недостаточно близко, чтобы пустить в ход свои шаловливые ручонки. Этого я весьма опасался, потому что тогда Тор наверняка вышел бы из себя, а нам нельзя было позволить себе никаких стычек с хозяевами – по крайней мере до тех пор, пока молот снова не окажется у нас в руках. Вот тогда уж Тор пусть сколько угодно безумствует, давая выход своему раздражению.
– Попробуй хоть что-нибудь скушать,
Вообще-то у нашего Тора аппетит всегда был отменный, но на этот раз он превзошел самого себя, ухитрившись умять целого жареного быка и восемь лососей, а на десерт – все то, что выставили на столы для женщин: сласти, печенье, пирожки, засахаренные фрукты. Я пытался его остановить, но разлучить Тора с едой совершенно невозможно. И он, насытившись, принялся за мед и влил в себя три полных рога, прежде чем я успел воззвать к его разуму.
Трюм, с удивлением наблюдая за всем этим, заметил:
– Похоже, она любит поесть. Как же ей удается сохранить фигуру?
Я захихикал, глупо хлопая ресницами.
– Ах, лорд Трюм, моя госпожа ничего не ела и не пила с той минуты, как узнала о вашем предложении. Признаюсь: она была чрезвычайно польщена и решила, что восемь дней не будет ничего есть, чтобы свадебное платье непременно хорошо на ней сидело.
Трюм любовно глянул на «невесту» и с улыбкой сказал: