Евангелие от LUCA. В поисках родословной животного мира

То, что «люди современного типа» в доисторические времена довольно успешно скрещивались с неандертальцами, предполагалось уже давно и в качестве «научного факта» проникло даже в массовую культуру. Именно такой счастливый союз показан, например, в нашумевшем когда-то французском фильме «Борьба за огонь» (1981 г.). Сейчас из разряда гипотез это перешло в обойму хорошо установленных фактов. В целом вклад неандертальцев в геном коренных жителей Евразии оценивается приблизительно в 2 %. Современные европейцы приобрели их гены 50 000–60 000 лет назад, контактируя с северной популяцией неандертальцев на приледниковых равнинах Европы. Но и здесь все было не очень просто. Когда провели крупномасштабный поиск фрагментов «архаической ДНК» у современных исландцев[198], оказалось, что в их геноме оставили следы не только неандертальцы из популяций, живших южнее, но и древние азиаты-денисовцы. На их долю пришлось чуть больше 3 % найденных «архаичных» фрагментов ДНК.

Судя по всему, наши стародавние предки вели достаточно привольную жизнь в своем ледниковом периоде и охотно скрещивались с соседями по планете (одновременно родственниками и конкурентами). Надо полагать, что от таких союзов могло получаться и вполне плодовитое потомство, так что гены неандертальцев и денисовцев имели возможность закрепиться в геноме «человека современного типа» и широко распространиться за пределами нашей общей африканской прародины.

Мы вернулись практически к тому же, с чего начали этот разговор. Широкий обмен генами между близкородственными видами, а также между такими очень далекими организмами, как бактерии и человек, означает, что метафора древа жизни, вероятно, крайне неточна, хотя и красива. Все ныне живущие организмы происходят от единого корня, но длинного и прямого ствола, от которого разбегались бы в разные стороны филогенетические ветви (как это изображал Эрнст Геккель), не существует. А есть лишь ползучий кустарник, сплошная и густая сеть ветвей и веточек. Гены, как и определяемые ими признаки, путешествуют по этим зарослям и вверх, и вбок. Где-то в этом хитросплетении затерялись и мы, гомо сапиенсы. В нашей наследственности можно отыскать следы чужих вмешательств, часто вредоносных, но иногда — хочется верить в это — благодетельных.

Это напоминает мне «Сад земных наслаждений» — шедевр великого Босха, причем не только центральную, «райскую», но и правую, «адскую», часть этого триптиха. И там и там — смешение самых разных существ, люди вперемешку с птицами, зверями, какими-то странного вида растениями. Есть тут и явные химеры — помеси двух разных существ, есть и откровенные уродцы вроде вислоухой собаки, скачущей на двух ногах. Все это движется, обнимается, плещется в воде, любится[199], радуется (или страдает). Грандиозная аллегория единства и невероятного разнообразия земной Жизни во всех ее проявлениях, как светлых, так и мрачных.

Глава 10. Ноктюрн на флейте позвоночника

Из тела в тело веселье лейте.

Пусть не забудется ночь никем.

Я сегодня буду играть на флейте.

На собственном позвоночнике.

Владимир Маяковский. Флейта-позвоночник

— Вы млекопитающее, не так ли?

— Да. — Тогда удачного вам млекопитания!

Станислав Лем. Четырнадцатое путешествие Ийона Тихого