Евангелие от Тимофея

— Да. Только убегать вам не надо было. Куцелапы твари хоть и коварные, но трусливые. Охотятся они чаще всего за детьми да за стариками. На спящего могут напасть. Но если получат отпор, предпочитают отступить. Он и орал потому, что сам боялся.

— Вот я и принял его вой за твой клич. Помнишь ту ночь в траншее, когда убили служивого? Ты кричал тогда очень похоже.

— Так болотники предупреждают друг друга об опасности. Но не здесь, а только на Вершени. Да и то в самом крайнем случае.

— Что же ты нас сразу не нашел? — обиженно спросил Яган. — Еще бы чуть-чуть, и конец нам!

— Когда я добрался до пещеры, вы уже покинули ее. Это просто удача, что я потом отыскал вас в лабиринте. К тому времени болотники успели восстановить плотину, и уровень воды стал подниматься. Я уже собрался уходить, когда услышал вой куцелапа. Вот и решил посмотреть, с чего это он так разорался.

— Почему ты говоришь: болотники? Раньше ты говорил — братья, — поинтересовался Яган.

— Потому что я сам уже не болотник. Прорицатели приговорили меня к изгнанию. Уже сутки я скитаюсь без крова и пищи.

— Да, неважные твои дела…

— А разве наши дела лучше? — вмешался я. — Где искать спасение? Если останемся здесь, опять в яму попадем! На Вершени нас тоже ничего хорошего не ждет. Что остается? Прорва?

— Да. Отрастим крылышки и будем летать наперегонки с косокрылами, — невесело пошутил Головастик.

— В Прорве хватает тварей и похуже косокрылов, — буркнул Яган. — Не забывайте, что среди нас демон. Таким как он. Прорва — дом родной.

— Зачем говорить пустое. Сами же прекрасно понимаете, что никакой я не демон. Сейчас не самое лучшее время для болтовни. Надо решать — или здесь оставаться, или на Вершень идти. Высказывайтесь. Начинай, Яган.

— У нас так говорят: легче из Прорвы вернуться, чем из Иззыбья. Тут только мертвецам место да пиявкам. А на Вершени мы не пропадем. Приятелей у меня там немало осталось. На всех заставах меня служивые знают. Как-нибудь перебьемся первое время. А там видно будет. Главное, чтобы приговор мне отменили. Тогда я опять в силу войду. И вас, конечно, не забуду.

— Ясно. Говори, Головастик…

— На Вершени я знаю все тайные тропки, все укрытия, где можно переждать облаву. В следующий раз я так глупо не попадусь. А кормиться будем моими песнями. Свадеб и поминок на наш век хватит. А тут кому петь — комарам? Да и не поется мне здесь совсем.

— Присоединяюсь к мнению Ягана и Головастика, — сказал я. — На Вершени, конечно, нам несладко придется, но в Иззыбье куда хуже… Теперь ты. Шатун. Мы внимательно слушаем.

— Говорить мне нелегко. Иззыбье моя родина. Но теперь я изгой, и все здесь об этом знают. На Вершени я тоже останусь изгоем. Но там легче выжить, легче затеряться. Кроме того, мне не хотелось бы расставаться с вами. Сейчас вы единственные, кто не чурается меня. А в одиночку прожить я вряд ли смогу. — Он умолк, тяжело задумавшись.

— Значит, Вершень?

— Вершень, а там посмотрим…

— Тогда веди нас к ближайшему занебнику.

Первым делом Шатун приказал всем нам раздеться и перемазаться грязью. Для маскировки, как он объяснил. Яган, недовольно ворча, скинул свои трусы и, аккуратно свернув, зажал под мышкой. Я не мешкая сбросил плащ, но Шатун, узрев мое бледное, худосочное, по местным меркам, тело, немедленно отменил свое распоряжение. Затем мы, не мешкая, выступили в путь.

Трудности начались буквально сразу. Даже я, как выяснилось, не умел ходить по топям и торфяникам. А уж про Ягана и Головастика, вся сознательная жизнь которых прошла на Вершени, и говорить нечего. Гладкая, как обструганная доска, ровняга — это вам не зыбучее болото. Через каждые пять шагов кого-то из нас приходилось вытаскивать из трясины.

— Если вы и дальше будете идти в таком темпе, то никогда не доберетесь до занебника, — сказал Шатун. — Ступайте только в мои следы. Ни единого шага в сторону. Вперед смотреть не обязательно, лучше смотрите себе под ноги.

Постепенно характер местности стал меняться. Редкие пологие холмы, мутные речушки и заросли хилого, кустарника, до этого хоть как-то разнообразившего пейзаж, исчезли окончательно, уступив место плоской и безрадостной, залитой стоячей водой пустоши. Из ржавой, воняющей сероводородом жижи торчали только голые, черные кочки да стреловидные стебли какай-то травы. Огромные пузыри вспухали то здесь, то там и, лопаясь, обдавали нас брызгами грязи. Пласты тумана, колыхаясь, плыли слева и справа от нас. Туманом было небо над головой, туман был впереди и сзади, туманом была наша судьба.

В стороне показалась стая куцелапов — пять или шесть особей, каждая размером не меньше той, что увязалась за нами в лабиринте. Вот кто был здесь в своей родной стихии: грациозно взлетая вверх, каждый из куцелапов находил свою кочку и, казалось, едва коснувшись ее задними лапами, вновь совершал плавный и легкий десятиметровый прыжок.

Появляясь то с одной, то с другой стороны, они явно стягивали вокруг нас кольцо. Время было раннее, и, судя по всему, тварям не терпелось позавтракать. А у нас с собой не было никакого оружия — ни ножа, ни даже палки.