Эверлесс. Узники времени и крови

– Она говорит, что никогда не интересовалась тем, кто ее родители, и я тоже не должна. Она думает, что судьба привела ее во дворец, и ей все равно, что было до этого. Она очень преданная, словно член семьи. Если бы Каро попала к Королеве в более молодом возрасте, думаю…

В голосе Ины слышны разные чувства: сомнение, вина, зависть – сложно выделить что-то одно.

Она украдкой смотрит на меня.

– Я благодарна за твою рассудительность. Хорошо поговорить с кем-то или… – Ина внезапно останавливает Маву. – Я так глупа. Я не хотела говорить о семье так скоро после смерти твоего отца.

– Все хорошо, – заверяю я, хотя мое сердце сжимается от боли, но это светлая боль, если такая существует. Слышать и произносить такие слова – «родители», «сирота» – странно, но лучше не держать эмоции в себе. Никак не пойму, почему Ина Голд так доверчива. Но с чего бы ей не быть такой? Это я привыкла относиться с опаской ко всему, потому что храню очень много секретов.

Ина смотрит так, словно знает мои мысли.

– Такое облегчение доверять тебе, Джулс, я чувствую, что могу с тобой разговаривать, что ты понимаешь. – Она немного застенчиво улыбается. – Скажи мне прекратить, если я несу чепуху. Знаю, это слишком прямо…

Я качаю головой: мне понятны чувства, которые она испытывает по поводу родителей. Я постоянно возвращаюсь мыслями к папе. Его письмо в нагрудном кармане уже почти рассыпается на части от того, сколько раз я разворачивала и складывала его, чтобы прочесть. И я хочу, чтобы Ина об этом знала, чтобы доверяла мне.

Ина пускает Маву вперед. Медок следует за ними. Мы странная пара: принцесса и служанка, одна когда-то была сиротой, другая недавно ею стала, одна в милости у Королевы, другая любима отцом. Думаю, будь такая возможность, я ни за что не поменялась бы с ней местами, не променяла бы папу на Королеву.

От этих мыслей я снова чувствую боль утраты и пытаюсь быстро найти другую тему для разговора, прежде чем горе поглотит меня.

– Я полагала, сиротский приют Королевы находится на восточном побережье, возле дворца. – Про себя же отмечаю, что поездка туда займет недели, а у нас с Иной запасов на день.

– Это был первый приют, – говорит Ина. – Я уже почти все посетила. Их так много, Джулс, по всему королевству: семьи продолжают бросать своих детей под стенами дворца. Мы могли бы создать свой собственный город.

Я качаю головой, представляя город сирот, растущих на свободе, не знающих своего прошлого.

– Я посетила все, которые смогла найти, чтобы посмотреть их записи, – продолжает Ина. Понятно, что она думала об этом тысячи раз. – Правда в том, что я даже не знаю, из какого я приюта, и не могу спросить ее величество.

– Конечно, нет, – бормочу я и глубже кутаюсь в шерстяной плащ.

– Знаю лишь, что Иной меня назвала настоящая мать, – она недолго молчит. – Но все равно не могу быть в этом уверена. – Я и без дополнительных разъяснений понимаю, что чувствует Ина: боль оттого, что больше никогда не ощутить тепла родного прикосновения, не услышать слов одобрения и поддержки, оставила зияющую рану в моем сердце. – Так что я побывала почти в каждом приюте в королевстве. И ничего не нашла.

Теперь нездоровое любопытство берет надо мной верх. Живы или мертвы мои настоящие родители? Зачем они оставили меня возле стен дворца: чтобы я стала приемной дочерью Королевы, чтобы меня забрали в приют или чтобы я умерла, вдыхая соленый морской воздух? Как папа удочерил меня? Связана ли с этим его смерть?

Солнце уже высоко в небе, но я снова вся дрожу, и лишь мысли о письме в нагрудном кармане греют меня. Должно быть, папа нашел меня в одном из этих приютов и дал мне то, чего нет даже у Ины Голд, принцессы Семперы: любовь.

После мрачного разговора остаток пути мы проезжаем в относительной тишине. Карта Ины ведет нас по все более узким дорогам, равнинам и лесам, пока наконец в березовой роще мы не находим огромные, украшенные орнаментами ржавые ворота из кованого железа. Слова наверху покрылись снегом и льдом, но я все равно могу разобрать надпись: Пристанище детей Семперы, ведь у всех должен быть дом.

Мы в нерешительности останавливаемся, точно не зная, кого позвать, – за воротами лишь белое безмолвие. Но, прежде чем успеваем спешиться, у ворот появляется ребенок – маленькая девочка с короткими черными волосами и большими-пребольшими глазами, не старше шести-семи лет. Она внимательно рассматривает нас, вцепившись голыми пальцами в железные прутья. На ней потертое пальто и штаны, которые ей велики. Она одета совсем не по погоде.

– Ты фейри? – спрашивает девочка.

Ина открывает рот, замирает, а потом смотрит на меня. Обычное самообладание, кажется, покинуло ее: она выглядит встревоженной и неуверенной, губы потрескались оттого, что она их кусает. Кроме недавнего случая перед дверью королевских покоев, я никогда не видела ее такой растерянной, даже когда она впервые ступила в Эверлесс рядом с Королевой. Но теперь она нервничает. Поэтому я спрыгиваю с лошади, тяжело приземляясь на снег.