Евгений Примаков. Человек, который спас разведку

По старой журналистской привычке, когда ему приносят документ, он начинает его править. Он никогда в раздражении не бросит помощникам не понравившуюся бумагу: переделайте! Нет, он перечеркнет текст и начнет писать сам.

Однажды когда он уже взялся за ручку, помощники поспешили его остановить:

– Евгений Максимович, не правьте! Это документ уже передан в печать.

Примаков с видимым неудовольствием отложил ручку.

Евгений Примаков предпочитает людей сильных, самостоятельных и способных постоять за себя. Начальник одного из департаментов рассказывал, что, когда его повышали в должности, последовал вызов к Примакову. Министр сидел за столом мрачный. Рядом расположился его главный помощник Роберт Маркарян, не менее мрачный. Примаков, глядя в бумаги, стал говорить:

– Мы хотим назначить вас… Это ответственная должность. Будет трудно. Как вы считаете, справитесь?

Кандидат на ответственную должность бодро ответил:

– Если бы я не считал, что смогу справиться, я бы не согласился занять этот пост.

– Хорошо, – сказал Примаков. – Вы назначены.

Потом начальнику департамента передали, что Примакову ответ понравился. А почему же министр был мрачным? Он проверял новичка, хотел посмотреть, способен ли тот держать удар.

К Примакову сотрудники ходили на доклад с некоторой опаской. Не потому, что боялись разноса или дурного настроения. Зная его колоссальный опыт, его знания, его интеллект, понимали, что разговаривают с человеком, который на несколько голов их выше, и боялись опростоволоситься.

Примаков вообще не распекает. Он огорчается, если выясняется, что дело не сделано:

– Как же так? Ведь очевидно, что надо было сделать…

Летом 1998 года я пришел к нему для подробного интервью. Спросил Евгения Максимовича:

– Вот вы оказались в кабинете министра иностранных дел, сели в это кресло и сказали себе: ну, теперь я наконец сделаю то, что давно хотел осуществить…

Примаков покачал головой:

– У меня не было такого чувства. Я не стремился стать министром, чтобы что-то такое осуществить. Может, это черта моего характера. Я работал до этого и в «Правде», и на радио, потом был в Академии наук, руководил двумя крупными институтами, и в Верховном Совете, и где бы я ни был, мне везде казалось, что я работаю на очень важном участке. Ну, и в разведке, конечно. Так что это не было целью всей жизни – стать министром иностранных дел. Но я пришел сюда не как новичок. У меня был опыт, и я стал работать без раскачки.

– Чего бы вам хотелось добиться на посту министра? Может быть, это нечто недостижимое, тогда о чем вы мечтаете?

– Нет, все достижимо. Я считаю, что задачи, которые мы решаем, вполне посильны. Задачи ставит президент, решаем мы вместе с коллегами. У нас очень дружная команда работает во главе министерства. Мы все единомышленники. Мы хотим облегчить стране решение всех внутренних проблем, а это можно сделать только одним путем – сохраняя Россию в качестве великой державы одним из главных игроков на международной арене. Мы стремимся к этому, и кое в чем нам это удается. Вот вам пример: разве не радостно, что в то время, когда мы вынуждены просить различные кредиты, с нами считаются в международных делах и от нас очень многое зависит? И все понимают, что нами пренебрегать нельзя. Разве этот контраст не важен для страны, для того, чтобы наши люди сознавали себя гражданами великой державы? Так что кое-чего можем добиться.

– Какие главные направления во внешней политике вы считаете для себя главными?

– Я бы не формализовал цели, – ответил Примаков. – Философия внешней политики для России состоит в том, чтобы защищать национально-государственные интересы государства, но при этом сделать все, чтобы не сползать к конфронтации. Можно ведь посчитать по-разному. Кончилась холодная война, и кто-то думает, что мы проиграли. Я так не думаю. Демократическая Россия холодной войны не проигрывала. Поэтому мы не можем себе позволить быть ведомыми в международных отношениях, идти за единственной сверхдержавой и любой ценой добиваться принятия в цивилизованный мир. Отнюдь нет. Я считаю это неправильным. Безусловно, нам нужно выправить отношения с бывшими противниками по холодной войне, переведя эти отношения в разряд партнерских. У нас огромное поле совпадающих интересов. Есть новые опасности, против которых мы должны бороться вместе. Все это так. Но давайте поговорим о цене! Если мне скажут, что вы должны вопреки вашим интересам, вашему видению ситуации, вопреки общественному мнению вашей страны повторять то, что предлагает НАТО, я на это не пойду. Вопреки всему я действовать не могу. Например, нам удалось предотвратить удар по Ираку (напомню, разговор проходил в июне 1998 года. – Авт.). Цель у нас одна – запретить орудие массового поражения. Но мы же не могли – пренебрегая собственными интересами и наперекор общественному мнению – подключиться к силовым акциям и ударить по Ираку. Никто меня не заставит как министра это сделать. Мы пошли по другому пути, успешно сыграли и при этом чувствовали себя частью мирового сообщества.