Евней Букетов

— Она попыталась уговорить меня написать книгу о жизни Канеке, — рассказывал мне Габеке. — Но я постарался убедить ее, что мне в моем возрасте это уже не по силам. — «Уважаемая Таисия Алексеевна, — сказал я, — по моему глубокому убеждению, Канеке — это высочайшая вершина в мире науки, человек необыкновенного ума, неукротимой энергии и смелого размаха, он много испытал на своем веку, многого достиг. Чтобы воссоздать образ такой исполинской личности, нужно как минимум затратить 15–20 лет, а есть ли у меня, уже шагнувшего за шестьдесят лет, в запасе столько времени? Сомневаюсь…» И тебе говорю, внук старика Сарсеке, описать жизнь Сатпаева — гражданина и человека — задача очень ответственная. — Супруга Канеке задумалась, а потом попросила: «Уважаемый Габит Махмудович, тогда назовите мне такого «писателя-альпиниста», у которого не закружилась бы голова от восхождения на такую высоту. Разумеется, я надеюсь, вы уговорите его, если у него самого не хватит смелости на этот шаг…» Ей, почтенной вдове дорогого Канеке, трудно было отказать в чем-либо. И она знала это. Теперь задумался я. Честно признаюсь, я не назвал ей твое имя, хотя знал, что ты уже на подступах к этой теме… Я считал, что автором должен быть ученый человек, обязательно из круга Канеке, притом и литератор. Потому я назвал Евнея Букетова, коротко охарактеризовав сферу его деятельности, отметив, что он пишет одинаково хорошо на двух языках… Таисия Алексеевна сразу заинтересовалась его кандидатурой, высказала лишь опасения: не помешает ли ему его чрезмерная занятость в университете. Словом, я позвонил в Караганду, к моей радости, Евней тоже загорелся этой идеей…

С Ебеке я встретился в Алматы. Это было, кажется, зимой 1973 года. Он пригласил меня в свой номер в гостинице «Алматы». Там он поведал мне о своей договоренности с Таисией Алексеевной о том, что по ее настоянию уже приступил к изучению биографии Канеке.

— Я знаю, что ты к этой теме давно прицеливаешься, Медеу, — сказал Ебеке. — Не переживай, батыр, мы друг другу не будем мешать. Перед нами такой простор, что не только нам двоим, но и другим писателям не будет тесно. Дело в том, что у каждого будет свой Сатпаев, каким он его видит и понимает, это — закон литературы… Но у меня, Медеу, дефицит времени, потому прошу тебя: поделись со мной материалами о нем…

Таким образом, мы оказались как бы двумя пахарями на одном поле. Мало того, в журнале «Простор» уже была опубликована документальная повесть Алексея Брагина «Сокровище медного купола» о деятельности геолога Сатпаева, а полный текст ее готовился к выходу в свет издательством «Жазушы». Я знал, что Алексей Иванович года два тому назад плодотворно работал в Жезказгане, там он подружился с сатпаевцами, особенно с начальником Жезказганской ГРЭ, Героем Социалистического Труда В. И. Штифановым. А еще прошлым летом с той же целью известный ученый-литератор, академик Кажым Жумалиев объездил все сатпаевские места — Баянаул, Караганду, Улутау. Я же с 1963 года, по рекомендации земляка и зятя Каныш-ага археолога, академика Алькея Хаканулы Маргулана, начал свои изыскания. С тех пор прошло десять лет. Я побывал в спецархивах Геолкома в Ленинграде, в архивах СНХ в Москве, добрался даже до фонда Г. К. Орджоникидзе в ИМЛ, ездил в Томск, Жезказган, работал в архивах Павлодара, Семипалатинска, Караганды и Алматы. Словом, за эти годы я собрал огромный материал. Но главную свою идею пока держал при себе. Это должен был быть роман-дилогия под условным названием «Большой Жезказган». А пока готовил документальную книгу об ученом…

Теперь увидел, что к нашей троице сатпаевцев, желавших по-своему разработать эту интересную тему, присоединился Евней Букетов, человек безусловно талантливый и большой знаток научного наследия Каныша Имантайулы, притом близко с ним общавшийся…

— Ебеке, желания ваши мне понятны, — сказал я. — Но вы должны себе ясно представить весь огромный объем работы, необходимой для всестороннего освещения жизни ученого, притом во многих случаях скрытой от посторонних глаз. Выписки из его биографии вам не помогут. В архивах много таких тайн, истинную цену которых может знать только сам автор повествования. Это одна сторона медали, Ебеке… — Видя, что учитель мой призадумался, я решил открыть ему все свои карты: — Поделиться всеми собранными в архивах материалами я не могу… Дело в том, что многие мои записи сделаны в тетрадях и блокнотах. Это как бы для памяти, чтобы ими воспользоваться в нужный момент. Например, у меня записаны воспоминания более четырехсот его соратников. Как поделиться ими с вами? Это значит месяцами переписывать их…

— Ясно. Но ты ведь наверняка нашел другие документы, письма, например, адресованные Канеке. Вот такими редкими материалами ты можешь со мною поделиться. А я обязательно укажу, что это ты их нашел.