Эволюция будущего

Другие люди тоже оказали влияние на мой труд: конечно, учёные-эволюционисты, в особенности Норман Майерс, Мартин Уэллс, Роберт Пэйн и Гордон Орайенс; мои коллеги в делах, касающихся вымираний, в том числе мои компаньоны по пермскому периоду Роджер Смит и полевая команда палеонтологов пустыни Карру; Джеймс Китчинг, Джо Киршвинк, команда из Фонда Будущего, и в особенности сэр Криспин Тикелл; доктор Дэвид Каммингс, Нейл Стивенсон, Джордж Дайсон, наш агент Сэм Флейшманн, и наш редактор Джон Мичел. Выражаю благодарность Холли Ходдер за книги, и нашим семьям за терпение.

И вот она наступает – ЭВОЛЮЦИЯ БУДУЩЕГО

Ферма

ВВЕДЕНИЕ

АРГОНАВТЫ ВРЕМЕНИ

Ничто в биологии не имеет смысла, кроме как в свете эволюции.

— ФЕОДОСИЙ ДОБЖАНСКИЙ

Кембридж находится заметно восточнее и севернее Лондона, раскинувшись на равнинном ландшафте, сглаженном временем. Обширные фермерские угодья, окружающие этот древний университетский город, распаханы белым и коричневым, ведь плуги оставляют борозды в белом мелу, который слагает эту часть Британских островов. Мел происходит из различных эпох; это наследство существовавшего очень давно тропического моря, заполненного рептильным зверинцем мелового периода, эры, когда в мире правили динозавры, и виделось, что в их власти было всё время мира, чтобы упиваться собственным господством. В океанах главенствующими существами были многощупальцевые аммониты, родня современных осьминога и кальмара. Теперь они и их мир – всего лишь воспоминания, захороненные в мелу, которые подвергаются эксгумации во время каждого сезона пахоты.

Узкие переулки ведут от центра Кембриджа и его роскошного Университета к рабочим фермам грубой постройки, а также к более благородно выглядящим имениям, многие из которых весьма почтенного возраста. Один такой особняк раскинулся среди изгородей и обширных садов, постепенно дичающих; позади него в большом пруду, давно вовлечённом в процесс эутрофикации, отражаются серые небеса и косой дождь, ну, а древние деревья предоставляют некоторую защиту от английской погоды наиболее рьяным игрокам в крокет. Увитый плющом дом, по старой английской традиции холодный и каменный, исчисляет свой возраст веками. Огромная кухня – это его теплота, но рабочий кабинет со стройными рядами книг – это его сердце. Подобно многим старым английским зданиям, это беспорядочная мешанина комнат и этажей неравной высоты, результат того, что сменявшие друг друга владельцы хаотично возводили пристройки, пробивая проходы среди его комнатушек, выстраивая стену или снося её, отмечая столетия своими последовательными версиями усовершенствования дома. Глубоко в центре дома тикают большие часы, отмечая ненаправленное течение времени, а ещё глубже всё ещё мог бы жить лишь призрак Г. Дж. Уэллса.

Нынешние владельцы дома – люди из университета. Мартин Уэллс – профессор зоологии; его жена Джойс – фининспектор. Мартин сделал влиятельную научную карьеру, которая ныне гораздо ближе к своему концу, нежели к началу; он начал исследовать осьминогов в Неаполе в качестве части своей дипломной работы, и продолжал её на протяжении многих лет после этого, изучая умственные способности этих загадочных кракенов, ломая голову над их зрением и превосходными рефлексами, задаваясь вопросом насчёт того, как работали их крупные мозги. Позже он переехал, чтобы исследовать умственные способности и физиологию других головоногих, включая наиболее древних среди них, камерных наутилусов.

Именно в экспедиции, которая отправилась на изучение Nautilus, я встретился с ним в первый раз. Мы жили вместе на изолированном острове на Большом Барьерном рифе и плавали по морям антиподов в залитых солнцем тропиках, чтобы исследовать наиболее древнее из ныне живущих существ. Я помню, что думал тогда, будто Мартин был несколько неаккуратен в своём исследовании наутилуса. Его первой любовью остались осьминоги, те существа, которые послужили моделью для марсиан в самой знаменитой книге его деда, английского писателя и пророка Г. Дж. Уэллса. «Война миров» стала известной благодаря злобным моллюскоподобным марсианам. Говорил ли когда-нибудь Г. Дж. со своим внуком Мартином об этих осьминогоподобных захватчиках? Так или иначе, но на протяжении всех наших долгих дней и ночей, проведённых вместе, я никогда не спрашивал его; может быть, он и говорил мне, но время стёрло воспоминания. Возможно, увлечённость головоногими передаётся в семье Уэллсов, словно странный рецессивный ген.

Г. Дж. был лондонцем, не из Кембриджа, и он никогда не посещал особняк, ныне служащий родовым гнездом. Но если что-то, присущее духу Г. Дж., всё ещё существует где-то, то оно должно находиться в этом доме. Его реликвии, многочисленные первые издания, даже оставшиеся авторские гонорары издательской империи великого человека находят здесь своё место. Это место не было домом Г. Дж. при его жизни, но теперь оно стало им.