Существуютъ однако рабскіе умы, которые искренно врятъ въ эволюцію идей и питаютъ неопредленныя надежды на соотвтствующее измненіе обстоятельствъ, но которые, тмъ не мене, съ инстинктивнымъ почти физическимъ страхомъ думаютъ о всякой революціи. Они желаютъ ее и боятся ея одновременно: они критикуютъ существующій строй и мечтаютъ о новомъ, какъ будто бы онъ долженъ появиться внезапно, вызванный какимъ то чудомъ безъ малйшей ломки и борьбы между грядущимъ и отжившимъ. Слабые, безвольные люди мечтаютъ, не имя ни силъ, ни желанія, достигнуть своей цли. Принадлежа къ обоимъ мірамъ, они фатально осуждены не служить ни тому ни другому: среди консерваторовъ они являются разобщающимъ элементомъ, благодаря своему образу мыслей; среди революціонеровъ они становятся крайними реакціонерами, измняя обтамъ своей юности и какъ собака, о которой говоритъ евангеліе, возвращаются къ тому, что они нкогда изрыгли. Такимъ образомъ во время революціи наиболе ярыми защитниками стараго порядка становятся т, которые когда то зло насмхались надъ нимъ: изъ сторонниковъ они обращаются въ ренегатовъ. Они замчаютъ слишкомъ поздно, какъ неловкіе волшебники легенды, что они вызвали слишкомъ страшныя, темныя силы, съ которыми они уже не могутъ справиться.
Къ другому классу эволюціонистовъ принадлежатъ т, которые въ общей необходимости перемнъ преслдуютъ только одну сторону ихъ, которой и посвящаютъ себя всецло, забывая все другое. Они напередъ ограничили свое поле дйствія. Нкоторые изъ нихъ, люди ловкіе, пожелали такимъ образомъ войти въ сдлку со своею совстью и работать въ пользу будущей революціи безъ риска для самихъ себя. Подъ предлогомъ посвященія своихъ силъ какой-нибудь необходимой ближайшей реформ, они теряютъ совершенно изъ вида общій высшій идеалъ будущаго и даже откровенно отрекаются отъ него. Другіе боле честные и порядочные какъ будто и способствуютъ общему длу, но вслдствіе узости своего ума, видятъ и понимаютъ его односторонне. Искренность ихъ убжденій и поведенія ставитъ ихъ вн всякаго подозрнія: мы ихъ считаемъ нашими товарищами по длу, хотя съ горечью сознаемся, что ограничившись узкимъ полемъ дйствія, борясь противъ одного какого-нибудь частнаго зла, они какъ-будто санкціонируютъ вс другія злоупотребленія.
Я не говорю о тхъ, которые стремятся, напримръ, къ реформ орфографіи, толкуютъ объ измненіи мста прохожденія меридіана, какъ о чемъ то чрезвычайно важномъ, ополчаются противъ употребленія корсетовъ и мховыхъ шапокъ; есть боле возвышенныя цли, которыя требуютъ отъ преслдующихъ ихъ и смлости, и упорства, и преданности длу; и если они проявляютъ эти качества, то мы, революціонеры, не можемъ относиться къ нимъ иначе, какъ съ уваженіемъ и симпатіей. Такъ, если мы встрчаемъ благородную женщину, преисполненную состраданія къ своимъ падшимъ сестрамъ, которая, не боясь общественнаго мннія, подходитъ къ проститутк со словами любви, протягивая ей руку для борьбы съ попирающимъ человческое достоинство агентомъ полиціи нравовъ или противъ участковаго врача, принуждающаго ее являться къ себ для освидтельствованія и насилующаго ее, или противъ всего общества, съ презрніемъ толкающаго ее въ грязь, никто изъ насъ не остановится передъ соображеніями общаго характера, чтобы отказать смлому борцу противъ официальнаго разврата въ своемъ уваженіи. Безъ сомннія, мы можемъ сказать такой женщин, что всякая революція въ одной области должна соотвтствовать революціи въ другой, что возмущеніе личности противъ порабощающаго его правительства заключается не только въ защит человческаго достоинства падшей женщины, но и въ защит клейменаго каторжника и всякой другой подчиненной или подавленной личности, но мы не можемъ не восторгаться тми, кто искренно и всецло преданъ борьб даже на такомъ узкомъ поприщ. Точно также мы называемъ героями людей, которые въ какой бы то ни было стран и когда бы то ни было отдавались всецло длу, жертвуя собой ради общаго блага. Какъ бы ни было ограничено ихъ поле дйствія, пусть всякій изъ насъ преклонится передъ ними и скажетъ: «мы должны подражать имъ на нашемъ поприщ, гораздо боле обширномъ, въ нашей борьб, которая ведется за все человчество».
Итакъ, эволюція касается совокупности всхъ сторонъ жизни человчества и революція должна тоже касаться всего, хотя не всегда замтенъ параллелизмъ въ событіяхъ разныхъ областей жизни, изъ которыхъ слагается жизнь обществъ. Всякій прогрессъ въ одной области соотвтствуетъ прогрессу въ другой, и мы стремимся ко всмъ имъ по мр нашихъ силъ и знаній: къ прогрессу въ областяхъ соціальной и политической жизни, въ морали и наук, искусствахъ, индустріи, — эволюціонисты во всемъ, мы одновременно являемся революціонерами во всемъ, зная, что вся исторія есть ничто иное, какъ послдовательное завершеніе явленій жизни народовъ, безпрестанно и постепенно подготовляющихся къ этому. Прямымъ послдствіемъ великой интеллектуальной эволюціи, которая освободитъ нашъ умъ отъ всякихъ предразсудковъ, является освобожденіе личности въ ея отношеніяхъ ко всему окружающему.