Евразийская империя. История Российского государства. Эпоха цариц

Участь Павла дала еще один урок: не следует понимать принцип самодержавия слишком буквально. Пределы монаршей воли и самостоятельности не столь велики, как кажется. Даже ничем не ограниченный правитель может удержаться, лишь если подчиняет свои личные идеи и желания общему настроению, объективным обстоятельствам, генеральной логике событий – иными словами, если он понимает или хотя бы чувствует ход истории. Попытки дуть против ветра приводят к тому, что помазанника божия самого сдувает пылинкой с лица земли.

В первый год девятнадцатого века, было, в общем, уже ясно, по какому пути пойдет Россия в новом столетии и с какими там столкнется проблемами.

Империя настолько разрослась и усилилась, что ей неминуемо предстояло перейти на следующий этап: бороться уже не за равенство с другими великими державами, а за первенство среди них. На рубеже девятнадцатого века Россия – самое населенное, самое крупное и менее всего пострадавшее от послереволюционных войн государство континента.

Определился и главный соперник: Франция, тоже очень усилившаяся благодаря революционному обновлению, а с приходом к власти Бонапарта нацелившаяся на мировую гегемонию.

Если на западном направлении России предстояло сдерживать сильного и агрессивного противника, то на юге и востоке ее соседи были слабы, а это означало, что расширение империи по этим векторам неизбежно. Простор для экспансии там был огромен, на сто лет вперед.

Предопределены были и хронические болезни, которыми будет страдать евразийская империя.

Первый «букет болезней» был эндемичным для «ордынского» государства и являлся платой за его монолитность, за прочность царской власти. Этот режим мешал развиваться частной инициативе и капитализму, а значит, замедлял рост промышленности, техники, торговли. Не меньшим тормозом было крепостничество. Из-за него при огромном богатстве земельных угодий сельское хозяйство оставалось самым непроизводительным в Европе, а личная несвобода трудящегося класса очень сужала рынок рабочей силы, что шло во вред индустриальному развитию – в ту самую эпоху, когда ведущие страны стремительно модернизировались.

Другая группа «внутренних болезней» еще лишь обозначилась, но процесс уже начался. Речь идет о расщеплении национального сознания – умственном и нравственном движении, которое стартовало, едва лишь Екатерина изменила статус дворянского сословия. Из подневольного слуги самодержавия оно превратилось в соправителя, обрело некие личные права и перестало органично вписываться в строгую «ордынскую» систему беспрекословного подчинения. Павел I попробовал отыграть обратно – и поплатился за это жизнью.

На рубеже XIX столетия о правах, свободах, человеческом достоинстве задумываются и тем более говорят вслух единицы, но этот процесс, стартовав, уже не останавливается. В наступающем веке внутренний идейно-социальный конфликт будет постепенно отодвигать на второй план проблемы внешнеполитические, сугубо имперские.

Но в 1801 году симптомы смертельной болезни почти не угадываются. Империя сильна, ее главный взлет еще впереди.