Евреи, которых не было. Книга 2

Но точно так же можно принять гиюр, можно выкреститься, выучить язык, сменить гражданство. Почему помещики не приняли гиюр?! Почему евреи поголовно не выкрестились и не стали все помещиками?!

И потому я не вижу никакой разницы в том, кого именно обрекают на разорение и смерть, и по какому именно принципу. Геноцид — он и есть геноцид.

Стоит проанализировать, что делалось в Российской империи во время Гражданской войны, — и мы обнаружим множество актов геноцида. А еврейские погромы станут одним из эпизодов этих событий, и даже нельзя сказать, что евреи пострадали больше других. Пострадали они даже меньше помещиков и уж, конечно, куда меньше священников.

Существует, конечно, и такая логика: «Мне крепко запомнилась фраза, сорвавшаяся у одного беженца, немецкого еврея. На мое указание о потрясающей разнице в количестве жертв разных народов в последние полстолетия он ответил: „Да, количество… Но качество!..“» [90, с. 110].

Если еврейская девочка имеет другое «качество», чем русская дочка дворянина; если убийство петлюровцами еврея — преступление, а убийство матросами офицера суть не более чем милая забава, — тогда, конечно, все написанное здесь не имеет ни малейшего смысла. Остается малость — доказать, что у кого-то и правда другое «качество», причем доказать фактами и логикой, а не выплескиванием на собеседника своих диких племенных поверий.

О ТЕРРОРЕ

Писалось, и уже задолго до меня, про легендарный пломбированный вагон, провезенный германской разведкой из Швейцарии в Российскую империю. Собственно говоря, тут был даже не один вагон, а целых два поезда. В первом из них было всего 29 революционеров — так сказать, тайное идеологическое оружие для сокрушения Российской империи. Сколько русских и сколько евреев ехало в этом вагоне? Даже если не знаете, угадать будет нетрудно. Ну, допустим, русских было там 9 человек. А если бы их было 2 человека? Или 11? Что, очень многое бы изменилось? Тем более, во втором поезде было 130 человек, из них 119 — евреи.

Эти люди и захватили власть в Российской империи. Они и стали ставить над ней и над живущими в ней народами свои диковинные эксперименты. «Пусть 90 % русского народа погибнет, лишь бы 10 % дожило до мировой революции», — говорил Ленин. «На Россию мне плевать… Слышите вы, плевать! Потому что я большевик!» — кричал Бухарин.

Чтобы стать единственной в империи головой и командовать русским телом, чтобы ставить свои эксперименты, им было нужно уничтожить правящую династию. Решение об убийстве императора и всей его семьи принимали Ленин и Свердлов, а главными исполнителями стали Яков Юровский, Шая Голощекин, Александр Белобородов. 2 февраля 1934 года Юровский выступил на совещании старых большевиков в Свердловске. «Так как этот факт был актом политической важности, все это дело было поручено пользующемуся особым доверием ЦК тов. Голощекину» [134, с. 365].

В комнате, где убивали царя и его семью, найдена надпись на идиш: «Месть!». Кто из этой троицы написал славное слово, не знаю. Или это кто-то менее «доверенный», но тоже причастный к преступлению? Для современной России характерно, что об этой находочке стараются не писать, и о ней известно из книг H. A. Соколова [135], первого следователя по делу об убийстве императора и его семьи, и П. Жильяра [136].

Наверное, бывшие советские, а ныне российско-федеративные люди не хотят будить национальных проблем… Но кто убил царя — уже известно, а за рубежом — всегда было известно. В зарубежной литературе, на английском языке, иногда тоже вот обижают евреев. В книге корреспондента «Таймс» Роберта Вилтона, который присутствовал при работе Соколова, есть слова: «кровавые деяния гнусных еврейских убийц». Ах он, гадкий антисемит! Не желает знать, этот Вилтон, что евреи не бывают убийцами! Это их убивают погромщики, а они только вершат великие исторические дела.

По свидетельству Гелия Рябова, эти слова очень обижают сына «того самого» Юровского, Александра Яковлевича. Так же обижают его предположения, что часть драгоценностей царской семьи его отец присвоил, а не отдал по назначению (например, золотые украшения с бриллиантами, которые прятали в лифчиках великие княжны, и которые так и сняли с них, расплющенные пулями убийц). И вообще «трудно быть… Юровским» [137, с. 54].

Наверное, он прав: трудно быть сыном изобличенного подонка и палача. Так же трудно приходилось и детям Отто Скорцени, Гесса, даже честного фронтовика фон Браухича. Но это можно и нужно пережить; да в конце концов — их проблемы. Отцу Александра Яковлевича было плевать, тяжело ли приходится нам, а ведь пережить все, что сделано его шайкой с Россией, куда труднее.