Если ради спасения невинного Дрейфуса должно пострадать французское государство, нужно сделать все, чтобы Дрейфус был объявлен виновным, а государство осталось незапятнанным.
У Жида, который позднее прославился как великий писатель, был в это время период ультранационализма. Возможно, поэтому он не понял, что именно преследование невинного человека грозит запятнать честь Франции, а не возможность оправдания Дрейфуса. Тот факт, что Жид был готов смириться с продолжительным заключением Дрейфуса в ужасных условиях на Дьявольском острове, показывает, до какого морального падения может довести национальный шовинизм.
Даже в самых образованных кругах… мы слышим сегодня крик, словно исходящий из одной глотки: «Евреи – наше несчастье».
Так как фон Трейчке, ведущий немецкий историк конца девятнадцатого века, имел множество последователей, этот «афоризм» сразу стал широко известным. Через пятьдесят лет слова «евреи – наше несчастье» стали нацистским лозунгом.
Сегодня защитники фон Трейчке утверждают, что он был противником физического насилия над евреями и никогда бы не стал поддерживать сторонников их уничтожения. Такая апологетика напоминает мне притчу, направленную против политической философии Гегеля:
Человек однажды увидел объявление «Здесь гладят брюки». Он принес брюки, но ему сказали: «Мы не гладим брюки. Мы только вешаем объявления». (Эта притча показывает, как можно оправдать зло, используя философию Гегеля.)
Мы сражаемся против самого древнего проклятия, которым наказало себя человечество. Против так называемых «Десяти Заповедей», против них мы сражаемся.
Хотя пятнадцатилетняя Анна Франк не могла знать эту фразу Гитлера, она интуитивно поняла основу нацистского антисемитизма. 11 апреля 1944 года она пишет в своем дневнике: «Кто знает, может быть наша религия учит мир и все народы хорошему, и из-за этого и только из-за этого мы сейчас страдаем».
Антисемитизм в литературе двадцатого века
Кто-то коричневый у подоконника
Уселся – не в силах отвести взгляд;
Официант вносит бананы.
Сочные финики, тепличный виноград;
Тихая коричневая тварь напротив
Хмурится, смотрит, напрягается;
Рахель Рабинович спокойно
Клешнями убийцы в виноград впивается.
Хотя позже Элиот сменил гнев на милость, это стихотворение 20-х годов прошлого столетия рисует страшную картину: богатые евреи открыто пируют на глазах у нищих. Учитывая, что склонность евреев к благотворительности общеизвестна, можно предположить, что автор был убежденным антисемитом. Действительно, как и средневековые антисемиты, Элиот не считает евреев нормальными человеческими существами. Вместо рук у них – «клешни убийц».
Руки евреев всегда особенно занимали поэта. В 1919 году, в явно антисемитском стихотворении «Бурбанк с Бедекером, Бляйштайн с сигарой», Бляйштайн описан так: «…Провисли колени, противно вывернуты кисти, чикагский семит из Вены» (там же, стр. 47). В другом стихотворении есть строка, которая после Холокоста звучит, как мне кажется, более недоброжелательно, чем того бы хотел сам Элиот: «У крыс есть шерсть. А у еврея – жребий. И деньги все в мехах».