Еврейский камень, или собачья жизнь Эренбурга

«Гидропроект» — нелепое сооружение, расположено в конце Ленинградского проспекта, на развилке Волоколамского и Ленинградского шоссе. Едва ли не ежедневно проезжаю мимо и мгновенно вспоминаю все — и Рапопорта, с каракулевой головой, и Нафталия Френкеля, с толстой тростью, и Валентина Катаева, в кепочке, стильных брючках, каким я его видел возле отобранной у Эренбурга дачи в Переделкино, и Беломорбалтлаг, и раздел «Чекисты», и их дегенерированные лица, и еще масса неприятных воспоминаний обрушивается на меня.

Но иного пути в центр Москвы нет — только пробуравив толщу непогасших воспоминаний.

За картошкой

Колпашево — городок неподалеку от Томска, в его орбите. Но отблеск сибирских Афин на нем не лежит. От увиденного остались смутные воспоминания. Через пятьдесят лет он кажется мне стандартным поселением, лишенным обаяния старинных северных мест. Глубокий и скучный отпечаток обольшевизированной провинции лежал на всем, препятствуя естественному желанию познакомиться с тамошней жизнью поподробнее. Забросили новоиспеченных студиозусов куда-то на окраину, где мы быстро познали прелести совхозной жизни и сельскохозяйственных заготовок.

Грязь — непролазная, дождь пройдет — море черной грязи, что в поле, что вблизи барачных строений. Кривые мятые ведра, отвратительный запах гнили и подмышечного пота — своего и чужого. Девчонкам труднее, но без них — никуда, их большинство, они основная тягловая сила. Ребят в сто двадцать четвертой группе — не то пять, не то шесть. История и филология при советской власти отданы на откуп девушкам, будущим лейтенантским женам. Ихний пол, сами понимаете, в каком положении. Оттого история и филология в абсолютном загоне. Зарплата мизерная, потребность в нематериальных науках — нулевая. Для идеологии кадры готовят в основном в иных заведениях. В почете сейчас — физики, а точнее, атомщики. Среди них девчонок еще меньше, чем мальчишек на филологическом.

Через пару-тройку дней после знакомства с зеком вывесили списки зачисленных, в которых я обнаружил свою фамилию под аншлагом «Историко-филологический факультет». Душа в разлете ребер ухнула и покатилась, в зобу дыханье сперло, сердце затрепетало на разрыв. Нервы натянулись, как парашютные стропы, и голова завертелась кругом. Крупный телом и доброжелательный Володя Моисеев, который тоже отыскал свою ветхозаветную фамилию, пробасил:

— Все в порядке, дело в шляпке!

Я присловье навсегда запомнил: все в порядке, дело в шляпке!

— Рифма никудышняя! Омерзительная рифма! И вообще, омерзительная фраза, — не уставала повторять Женя, услышав в очередной раз полюбившуюся лингвистическую фигуру.

Она и потом постоянно критиковала Володю за демонстративную пошлость, а позднее, невзирая на его журналистскую популярность и увесистый пост в газете «Красное знамя», просто разрывала на кусочки за чуть ли не каждую публикацию. А мне Володя сразу понравился, и мы быстро подружились. Я видел: Володе на то, что я еврей, наплевать. Он назло блондину в бордовой рубашке якшался со мной. А товарищеские отношения укрепило путешествие за картошкой. На той же неделе сформированная непонятно по какому признаку сто двадцать четвертая группа мчалась по пыльной дороге на грузовике в Колпашево собирать раннюю картошку — урожай выдался мировой. Упустить — погниет, а совхоз университетской столовке обещал отвалить полной мерой.

О женской горькой доле

Она и до сих пор горькая, хотя и парфюма полно, и исподнего сколь угодно, и туфель навалом, и кофточек каких пожелаешь! А доля по-прежнему горькая. Одиноких масса, и сумки руки, как встарь, обрывают. В чем причина — непонятно!

Чего только женщина на Руси не претерпела! А после революции страдалицей стала в сто раз больше. При Сталине ей совсем житья не было. На железке ломом ворочала, в городе асфальтоукладчица. Туалеты мыла чуть ли не голыми руками. Маяковский в сучьих стихах все с ног на голову поставил. Поглядел бы, какова жизнь текла в туалете на Камергерском — он в артистическом кафе любил сиживать напротив Художественного. А туалет там уничтожили и в углу памятник Антону Павловичу Чехову водрузили, на карикатуру похожий.