Европейская мозаика

Этим деянием Наполеон разом опроверг всё революционное безбожие XVIII века. «Это самая блестящая победа над духом Революции, и всё дальнейшие — только следствие этой, главной», — прозорливо заметил барон Паскье[73].

18 апреля 1802 года в соборе Парижской Богоматери прошло торжественное Пасхальное богослужение — первое после девятилетнего перерыва. Друзья первого консула и вся армия были поражены. Особенно громко возмущались якобинские генералы-безбожники. «Великолепная церемония, жаль только, что на ней не присутствовали сто тысяч убитых ради того, чтобы таких церемоний не было», — процедил сквозь зубы генерал Пьер Ожеро по окончании литургии.

«Мне было труднее восстановить религию, чем выиграть сражение», — вспоминал Наполеон. И однако же «успех Конкордата показал, что Бонапарт лучше всего своего окружения угадывал то, что было в глубине сердец» (барон Паскье).

Католическая церковь благословила Наполеона устами святейшего отца, Пия VII: «Мы должны помнить, что после Бога ему, Наполеону, религия преимущественно обязана своим восстановлением… Конкордат есть христианское и героическое дело спасения».

Для полноты картины следует помнить, что это христианское дело совершил человек, сказавший: «Я пришёл к тому убеждению, что Иисуса никогда не было». Бессмертие он понимал в античном смысле: «Для меня бессмертие — это след, оставленный в памяти человечества. Именно эта идея побуждает к великим свершениям. Лучше не жить вовсе, чем не оставить следов своего пребывания на земле». Это не значит, однако, что Наполеон был атеистом. Правда, в существование какого-либо божественного начала он верил плохо, однако никогда не отрицал его — просто считал, что вне политики религия не имеет смысла. Значение Церкви, особенно Римской, с её громадным политическим авторитетом, Наполеон понимал несравненно лучше: «Может ли быть государственный порядок без религии? Общество не может существовать без имущественного неравенства, а неравенство — без религии. Когда один человек умирает от голода рядом с другим, сытым по горло, то невозможно, чтобы он на это согласился, если нет власти, которая говорит ему: „Этого хочет Бог; надо, чтобы здесь, на земле, были бедные и богатые, а там, в вечности, будет иначе“».

Наполеон не боролся с христианством и не принимал его. В политическом плане он использовал его священную организацию — Церковь, а в духовном смысле — просто проходил мимо. В глубине души он полагал, что человека полезнее научить геометрии, чем Закону Божьему. Впрочем, отсутствие личной веры не заставляло его посягать на веру других.

Вслед за принятием Конкордата он принудил Англию подписать Амьенский мир (25 марта 1802 года), положивший конец многолетней войне в Европе. К тому времени походы Наполеона уже вызывали у современников воспоминания о деяниях величайших героев древности — Александра Македонского и Юлия Цезаря. Но сам Наполеон на склоне лет считал лучшим своим памятником не военные победы: «Моя истинная слава — не в том, что я выиграл 40 сражений: одно Ватерлоо зачеркнуло их все. То, что будет жить вечно, — это мой гражданский Кодекс[74]»; «мой Кодекс — якорь спасения для Франции; за него благословит меня потомство».

На тот момент во французском законодательстве царил полный хаос. «Перед тем как появился мой Гражданский кодекс, — вспоминал Наполеон, — во Франции отнюдь не было настоящих законов, но существовало от пяти до шести тысяч томов различных постановлений, что приводило к тому, что судьи едва ли могли по совести разбирать дела и выносить приговоры». И вот, вместо этой юридической мешанины французы получили стройный унифицированный свод законов — плод трёхлетних трудов первого консула и лучших юристов Франции.

Кодекс Наполеона зиждился на началах естественной справедливости и разума, гарантируя равенство всех французов перед законом, гражданскую свободу, священный характер семьи, беспристрастность суда. Поэтому он имел всемирное влияние, так же, как и революция. Постепенно все страны Европы, а также многие народы мира приняли его. Провозглашённые Кодексом положения о праве частной собственности, возмещении ущерба, договорном праве настолько фундаментальны, что многие из этих статей за последующие 200 лет ни разу не подвергались поправке.

Впечатление, произведённое Кодексом Наполеона на современников, было огромным. Друзья и враги первого консула сходились в том, что это — «одно из прекраснейших созданий человеческого гения», по выражению генерала Мармона[75]. «Бонапартовы победы внушали мне больше страха, чем уважения, — признавался один старый министр Людовика XVI. — Но, когда я заглянул в Кодекс, я почувствовал благоговение… И откуда он всё это взял?.. О, какого человека вы имели в нём! Воистину, это было чудо».