Европейцы

Фледа сразу поняла, что такое предложение, выражаясь языком газет, заводит ситуацию в тупик: в Пойнтоне не было ничего, что принадлежало бы миссис Герет больше или меньше, чем все остальное. Она забирает либо все, либо ничего, и нашей юной леди пришло на ум, что, быть может, самым вдохновенным решением было бы отважиться на последнее и начать сызнова, с чистого листа. С чего, однако же, бедной женщине в таком случае начинать? Что вообще ей остается, с ее жалким доходом, как не довольствоваться расстановкой имеющихся в Риксе «художественных ценностей», собранных старой девой – тетушкой мистера Герета? Сама миссис Герет за свою жизнь и близко не бывала в тетушкином доме: многие годы Рикс сдавали внаем чужим людям, а после тягостное предвидение собственной печальной участи на склоне дней тем более удерживало ее от унизительного знакомства с местом предстоящей ссылки. Миссис Герет не скрывала от себя, что уже не за горами тот день, когда она его таки увидит, но Фледе (которая ни разу не обмолвилась, что Мона там побывала и осталась весьма довольна увиденным) не нужно было объяснять, откуда у ее приятельницы возникла идея, будто тетушкины принципы во многом весьма схожи с принципами Уотербата. Единственный способ, короче говоря, разумно обойтись с «художественными ценностями» Рикса – вышвырнуть их вон. А то, что принадлежит ей в Пойнтоне, как изволил выразиться Оуэн, удачно заполнит пустоту, образовавшуюся вследствие такой демонстрации.

Обмен мнениями между приятельницами достиг большой откровенности, и Фледа наконец прямо спросила миссис Герет, следует ли буквально понимать ее угрозу запереться в доме и выдерживать осаду, или же ее умысел в том, чтобы довести дело до скандала, когда явятся констебли и силой выставят ее из дому.

– О, по мне, так лучше констебли – пусть выставляют! – отвечала героиня Пойнтона. – Я хочу, чтобы Оуэн с Моной оскандалились в глазах общества.