Exciter (СИ)

Я раздраженно вытер пот со лба, зачерняя жирной тушью углы картины, слой за слоем. Это моя последняя работа, восемнадцатая за год. Да, пора уж признаться себе. С тех пор прошел год. Точнее, завтра – годовщина с момента его ухода. И на завтра же намечено открытие выставки художников-постмодернистов здесь, во Флоренции. Я должен приготовиться, побриться, замазать глубокие круги под глазами, изобразить тень улыбки. Но сначала – я должен закончить картину. Она божественна. То есть антибожественна. Я изобразил мрачный переулок в бедном квартале, там не горят фонари, асфальт разбит, кругом мусор. Свет падает только от тусклой луны, но она за кадром, не попала на холст. Посередине переулка ступает он. Я поймал один из самых роскошных моментов его походки. Ноги обуты в огромные сапоги с металлическими вставками, выше – латексные штаны, вместе они дают поразительный двойной отблеск. А ещё выше – он обнажен, и его кожа светится… я сдержал всхлип. Его руки пусты, пристегнутая к поясу кобура с пистолетом почти сливается с фоном, оружие незаметно, но зато его глаза таят страшную угрозу. И губы, насмешливый изгиб, кровавый оскал… клыки я не рисовал, они излишни. Он и так смертельно опасен. Вокруг его фигуры, окутанной черным облаком волос, сам собой вырастает ореол, огненное кольцо, но огонь холодный. Не желтый и даже не белый, почти голубой. Издали Демон и его гало напоминают громадный зрачок хищного глаза. Он совершенен. Я никогда не рисовал с таким упоением. И сам себе делаю больно. Глупец.

Я вздохнул и откинул голову, делая передышку. Шея болит, но нужно потерпеть и закончить. Пока встал поодаль, оценивая технику. Тьма уже достаточно хороша, густая, беспросветная… такая, которую он любит. Наверное, он оценил бы. Если бы хоть чуть-чуть испытывал интерес ко мне и к живописи.

Я отогнал неприятные мысли. Нужно вернуться к его глазам, они сверкают на бледном лице так, как мне не нарисовать, но я должен попытаться. Я смешал обычную фиолетовую гуашь с лакирующей серебряной краской, но оттенок получился кошмарным. Я нанес его в качестве основы, оставил высыхать и теперь попытаюсь смешать ещё раз. Возьму термостойкое глянцевое серебро и более темный оттенок фиолетового. Дело мое провальное, потрачено впустую более семи часов, но упрямство побеждает. Демон смотрит на меня с широченного холста. Я сдержал желание впиться в его нарисованные губы, поставил картину сушиться и свалился в ненавистную постель. Завтра ответственный день, а я не высплюсь, как всегда. Приедут эти… оба. Клайд и Соланж. Я разучился звать её мамой. Вообще разучился звать хоть кого-то. Клайд быстро оставил попытки наладить со мной контакт, и хоть за это я ему очень благодарен. Но завтра, завтра…

Я смежил веки. Они быстро краснели под напором слез.

*

Флоренция гудела. Конец жаркого лета 2013, открытие арт-сезона, двадцать седьмой по счету фестиваль искусства, постмодернистская выставка и первые его талантливые пташки. Здесь экспонировались десятки начинающих итальянских и французских художников, они даже могли рассчитывать на покупателей, так как выставка являлась одновременно и ярмаркой.

Ла Нуи нервничал и позволил себе сигарету. Он вел им строгий учет, боясь сорваться, но день выдался особенный, требующий полной собранности и внимательности. Он выгодно занял самый нижний участок аллеи, перекрытой для экспозиции, чтобы спускавшиеся вниз посетители видели его работы последними и получали от них яркий и неизгладимый след. Нескольким коллекционерам он уже ответил отказом на продажу „E ‘eccitatore“^2 – именно так Ла назвал законченный накануне портрет. По понятным причинам он интересовал покупателей больше остальных работ. Другие картины были сильнее наполнены символизмом и мрачной любовной лирикой: стальными шипами, складывавшимися в жуткие цветы, бурлящими водопадами черной крови, ржавой сумеречной пустыней, обглоданными костьми, игральными картами и белыми масками. Здесь же была конкретика. Волшебная фигура, неслышно скользящая в ночи, убийца, чьи глаза обещают так много.

Понемногу собралась толпа, забрала его в плотное кольцо. Ла устал повторять «нет». Какие-то безумцы начали предлагать за портрет Демона совсем уж астрономические и неоправданные суммы. Сквозь крикливую массу голосистых итальянцев пробралась худощавая, уже немолодая женщина в простом черном платье. Её траур хорошо контрастировал с пестрой группой участников выставки. И просто идеально сочетался со стилистикой картины. Ла Нуи заставил себя расплыться в улыбке.

- Здравствуй, мама. Рад, что ты заглянула в мой скромный уголок. Как поживаешь?

- Бывало и лучше, сынок, - Соланж прижала его к груди. - Бывало и лучше. Твой друг с зелеными волосами попросил передать извинения, у него не получилось приехать.

Ла понимающе кивнул. Клайд правильно оценил его состояние и избавил от лишних тревог и воспоминаний. О том, что испытание было нелегким, он мог лишь догадываться. И испытание сегодняшним днем – тоже такое… такое. Какое?

Ла Нуи нечаянно поднял голову, обратившись лицом к началу улицы, и пошатнулся.