Ежик с иголками

— Слушай сюда, — сделал умный вид Володя. — Нагружаем пружинами ручку, чтобы чувствовать управление при изменениях и установлении режима. А после установки постоянного определенного режима, зачем нам эти усилия нужны? Мы уже летим, парим в воздухе, вот и убираем их до очередной смены. В самом полете, понял? А вот когда меняем режим полета, опять чувствуем благодаря пружинам свою ручку. Ну, а сама гидросистема снимает беспорядочные нагрузки. Чтобы эта ручка не тряслась по кабине, а легко и удобно лежала в твоей руке. Понял?

— Немного, — попытался и Вася сделать умное лицо, однако с мимикой не совладал, и его вид преобразился в печаль гориллы возле телевизора. Хотелось залезть внутрь и пощупать движущиеся предметы. — Вот только как летать буду на этом примусе, так совсем ничего неясно. Голова кругом идет от всех этих нужных и требуемых телодвижений. Ручку на себя, шаг вверх, ногу правую от себя толкай. Или наоборот? И как я все это сумею запомнить, или вспомнить в самом вертолете при полете. Да у меня уже при запуске двигателя из головы вылетело до единой буковки. Вот чего легко и сразу запоминается, так это фольклор из уст инструктора. Трудно объяснимые, сложно выговариваемые, а с первого раза запоминаются. Даже записывать и заучивать необязательно.

— Сила фольклора в том и есть, — мечтательно протянул Володя, повторяя вслух по слогам эти непечатные выражения. — Они потому в книгах и не пишутся, что легко и без учебников запоминаются и от человека к человеку передаются. Незачем бумагу на них изводить.

— Правильно, — согласно подтвердил Вася. — А благодаря ним и из основных правил кое-чего в голове остается.

Курсантская жизнь вроде, как и налаживалась. Уже привыкли к ритму и режиму с его загогулинками и причудами. Это первые дни очень сложно было после домашних порядков привыкать к утреннему подъему под дикий рев глупого сержанта, выскакивать плохо одетому на холодную улицу для исполнения обязательной зарядки, в наряды по ночам ходить. А потом постепенно выяснялось, что легко и беспроблемно можно обходиться и без таких атрибутов. Вставать совершенно без надобности в такую рань и в злосчастные сорок пять секунд, утреннюю зарядку вполне возможно пересидеть в общественном туалете или в кустах за ним. А ночью в наряде спокойно спать со всей казармой. Единственный дежурный из преподавателей или инструкторов сам спит без задних ног в штабе. Или в штабу? А как правильно? Но не столь важно. Все равно до утра никто тебя не беспокоит.

После принятия присяги все сразу почувствовали себя настолько важными и настоящими военными, что даже решили позволить себе и сержанту замечание сделать или нахамить ему. А нечего ему здесь свой командный голос демонстрировать. Они сами уже почти сержанты.

Но перед присягой прыгали с парашютом. Из самолета Ан-2. А парашют назывался Д1-8. Неуправляемый, но очень большой. Так что, мягкая посадка гарантировалась его площадью. И выполнить требовалось каждому курсанту по два прыжка. Это для того, чтобы курсанта можно было допустить к полетам, поскольку вертолет Ми-1 оборудован парашютом для аварийного покидания в случае чего. Но самый ужасный в этом факте такой нехороший эпизод, как обязанность каждого курсанта самостоятельно сложить и упаковать собственный парашют. Даже свалить не на кого будет, если дела в воздухе пойдут не по запланированному сценарию. Обидно. Сам во всем и виноватый будешь.

Складывали прямо рядом с парашютным складом, чтобы потом каждому достался собственный, свой и именной, подписанный и помеченный. Это хорошо, что к основному выдавался запасной. Уж этот упаковывали специалисты, а стало быть, гарантия у него имелась. А еще во время процесса упаковки у некоторых курсантов прорезалось чрезмерное чувство юмора. Ходят по рядам с какой-нибудь деталью и орут на все поле нехорошие и противные слова:

— А кто это у нас тут запасную часть потерял? А может и не запасную, а основную? У кого это пропало?

Среди упаковщиков вместо адекватной реакции на здоровый юмор возникало чувство паники и ужаса от безысходности и неотвратимости. Парашют давно упакован и уложен на свою полку. Кто же позволит теперь его перепроверять?

Лично у Володи никакого страха не было. Лишь острое любопытство и интерес перед предстоящим прыжком. А еще хотелось скорее сесть в самолет, поскольку эти два огромных рюкзака оказались весьма весомыми. Вася так же чувствовал себя бодрым и веселым. Он даже сам подшучивал над другими, что со скучными физиономиями и напряженными телесами опасливо поглядывали на страшный самолет, готовый поглотить их и выплюнуть с огромной высоты. У тех внутри сидел страх. Ну, а от молодых и здоровых парней сочувствия не дождешься. Не дано им природой такое чувство. И как раз в такой момент на память приходили услышанные и прочитанные происшествия из парашютных баек. И все они, как ни странно, почему-то с трагическим концом.