Эзопов язык в русской литературе (современный период)

Таким образом, расстановка экранов и маркеров в треугольнике отношений автор – цензор – читатель является основой для эзопова языка. Но на этом пути может появиться неожиданное препятствие. Читатель, особенно бдительный и внимательный, легко может впасть в состояние, когда он будет видеть маркеры там, где автор их не расставлял. Подобный поиск и обнаружение несуществующих знаков я называю «гиперсемиотизация»51 (от слова сема, ‘знак’). И читатель легко может впасть в гиперсемиотизацию, особенно в том случае, когда он знает, что все вокруг – лишь экран!

При анализе некоторых примеров, как мне кажется, Лев Лосев тоже впадает в грех гиперсемиотизации. Например, на странице 84 он приводит следующий пример. Во время правительственного концерта 7 ноября 1975 года Иосиф Кобзон исполнил песню «Летят перелетные птицы…»:

Летят перелетные птицыУшедшее лето искать.Летят они в жаркие страны,А я не хочу улетать,

А я остаюся с тобою,Родная моя сторона!Не нужно мне солнце чужое,Чужая земля не нужна.

Текст песни был сочинен еще в 1948 году популярным советским песенником Максимом Исаковским. Но после 1948 года ее практически не исполняли. А в 1975 году ее внезапно «воскресили» на правительственном концерте. С точки зрения Льва Лосева, контекст создания и исполнения песни – это экстратекстовый маркер, а маркер внутри текста – это повторяющиеся слова про чужую землю и страну. К этому соображению Лосева я могу добавить, что в начале песни эти же строки звучат несколько иначе: «Не нужен мне берег турецкий, / И Африка мне не нужна», что может являться дополнительным указанием на эмиграцию, причем не на любую эмиграцию, а конкретно на пространство между Турцией и Африкой, то есть на Израиль (тут также можно вспомнить, что Исаковский написал свою песню в 1948 году – а это год образования государства Израиль). Вся песня, по мнению Льва Лосева, – эзопово послание лояльным евреям: «Не уезжайте, здесь вам будет лучше» (напомню, что песня была исполнена Иосифом Кобзоном в 1975 году – в разгар борьбы с массовыми попытками евреев эмигрировать, когда то там, то тут возникают протесты евреев-отказников52).

Подобная интерпретация этой песни была распространена53 среди еврейской советской интеллигенции в 1970‑е годы, однако тут невозможно сказать, является подобное толкование чистой городской легендой или действительно советская власть отправляла советским евреям подобные эзоповы послания. Возможно, это как раз гиперсемиотизация, то есть вчитанный несуществующий знак. А может быть, и нет.

Эзопов язык в неволе: четыре основных кода

Конвенциональные и неконвенциональные тайные языки

«Мой дед, когда уходил на войну в 1941 году, сказал семье, сказал, что он будет писать и чтобы они внимательно смотрели на его письма. Если в письме будет одна скобка ) – плохо, но жить можно, если две скобки )) – совсем плохо, если три скобки ))) – то смерть», – рассказала нам Надежда, жительница деревни Зубово в Нижегородской области, куда мы приехали в фольклорную экспедицию в 2018 году. Дед прислал письмо с двумя скобками и пропал. Судьба его осталась неизвестна.

Перед нами попытка крестьян обмануть военную цензуру с помощью эзопова языка, причем маркер выбран очень хитро. Возможно, современному читателю выбор избыточного знака пунктуации в качестве маркера покажется странным. Но тут необходимо вспомнить, что Лев Лосев говорил о заведомой неправильности в маркере, позволяющем опознать его как специальный знак. Советские крестьяне в 1940‑е годы не писали писем литературным языком, для которого как раз характерен сложный синтаксис, включающий в себя скобки. Поэтому дед мог не опасаться, что его знак пропустят: такой синтаксический знак в простом крестьянском письме будет хорошо заметен.

Обратите внимание: в этом случае договор о том, каким должен быть маркер, был заключен заранее. Это конвенциональный тайный язык – то есть система иносказаний, построенная на предварительном договоре. Подобные маленькие договоры существовали во многих советских семьях. Например, в семье Чуковских представители НКВД назывались именем «Петр Иваныч». Только зная заранее этот код, можно правильно понять текст из воспоминаний Лидии Чуковской про конец 1930‑х годов54: «Получив от Корнея Ивановича известие, что Петр Иваныч остепенился, вошел в ум и более не зарится на чужих жен, – я вернулась в Ленинград, домой». А в другой еврейской семье, одна часть которой осталась в СССР, а вторая после войны оказалась в США, обменивались невинными на первый взгляд письмами. Советские родственники на протяжении многих лет писали в своих открытках, которые с оказией отправляли в США, «погода хорошая» – имея в виду, что в семье все хорошо и никто не арестован55.