Ф. В. Булгарин – писатель, журналист, театральный критик

Мы стремились показать, что путевые заметки Булгарина не принадлежат к числу традиционных, хотя черпают из них немаловажные жанрово-стилевые признаки, иногда материал, отражая характерный для литературного мышления и стиля писателя принцип аналогий. Так называемые вторичность, подражательность, вменяемые Булгарину, очевидно, имеют ту же природу, о которой он сам несколько иронично писал в «Прогулке по Ливонии»: «Человек, по существу своему, есть подражательное животное, и в образе жизни применяется к окружающим его людям и предметам»[167]. Соответственно, самым распространенным в стилистике путешествий Булгарина является прием уподобления. Взаимосвязь всех бытийных элементов, независимо от масштаба и природы предмета, их зависимость друг от друга и взаимовлияние, необходимость постоянно находиться в условиях соседства, взаимного интереса, взаимной выходы, дружбы, заботы о ближнем и так далее стимулируют этот прием на всех уровнях – от логического до иносказательного.

То, что путешествие Булгарина является риторическим, что оно не может оцениваться (в отличие, например, от «Странника» А. Ф. Вельтмана) согласно критериям беллетристической прозы, возможно, является одной из причин выпадения путевых заметок Булгарина из двух господствующих разрядов путешествий – документально-просветительского, связанного с именем Ш. Дюпати, и «путешествия воображения», соотносимого с именем Л. Стерна.

Сам Булгарин не считал свои многочисленные путевые заметки «проходным» маргинальным жанром – можно даже предположить, что жанр путешествия, позволивший автору создать собственную, совмещенную реальность, растворить различные словесные формы в общем речевом потоке, – был особенно важен и органичен для него. Во всяком случае, Булгарин обозначил этот жанр, исчисляя в письме А. Ф. Орлову от 13 апреля 1845 г. свои заслуги в деле служения литературе и обществу: «До сих пор написано мною и издано в свет, по части словесности: 16-ть томов романов, 18 томов повестей, статей о нравах, биографий, разных исторических отрывков и путешествий, один том путешествия в Швецию[168]

‹…›»[169].

Путевые заметки были для Булгарина постоянным сквозным жанром – в 1854 г. он вновь обратился в «Дорожных впечатлениях Ф. Б. [о поездке в Москву]» к путевой топике, которую начал формировать еще в 1820-е гг. в духе Стерна (в «Поездке в Парголово» были «экипажные путешественницы» и «пешеходные странницы»). В этом отношении он являлся вечным путешественником, но путешественником особого типа, который – если воспользоваться выражением современного исследователя – «именно в слове, в описании вещей и явлений воссоздает свое понимание мира»[170].

Польский фактор в интерпретации войны 1812 года (Ф. В. Булгарин, М. Н. Загоскин)[171]

Л. Н. Киселева, Е. А. Ящук

Уже современники были поражены тем, что в 1831 г. два исторических романиста, за год перед этим выпустившие романы, посвященные эпохе 1612 г., один за другим, только в обратном порядке, напечатали романы об эпохе 1812 г.[172]

 – «Петр Иванович Выжигин» (далее в тексте – «Выжигин») Ф. В. Булгарина был опубликован в марте[173], «Рославлев, или Русские в 1812 году» (далее в тексте – «Рославлев») М. Н. Загоскина вышел в начале июня[174], хотя рецензия на него появилась еще в апрельском номере «Московского телеграфа». Исследователи также уже останавливались на этом удивительном «совместничестве»[175], как и на том, что оба романа на польскую тему вышли в свет во время Польского восстания 1830–1831 гг. И все же нам придется еще раз вернуться к этим двум текстам, чтобы обратить более пристальное внимание на польский сюжет в них и внести ряд необходимых уточнений.

Скорее всего, ни тот ни другой автор не рассчитывали на такое совпадение своих текстов с движением истории: предисловие к «Выжигину» датировано 30 августа 1830 г., а цензурное разрешение на публикацию было получено 31 октября 1830 г., тогда как восстание в Варшаве началось в ноябре 1830 г. Работа над «Рославлевым» продолжалась в процессе восстания. Однако вне зависимости от этого писатели прекрасно знали напряженное отношение императора Николая I и русского общества к польской проблеме. Кроме того, текст мог быть изменен ими в угоду историческому моменту. Следовательно, мы имеем дело с сознательным выбором и литературным жестом. При этом большáя часть действия булгаринского романа происходит на территории бывшей Речи Посполитой, точнее, в той ее части, которая в конце XVIII в. вошла в состав Российской империи, и польская тема является одной из центральных. В «Рославлеве» она только затронута, хотя важна для авторской концепции национального характера[176].