Фабрика мертвецов

— Детство какое! — вытирая лицо, неодобрительно проворчал Митя. — Будто это ему пятнадцать, а не мне!

Сохраняя солидность, Митя выбрался из окна. Чопорно поджав губы, оглядел уже наполненную отцом бадью, брезгливо, двумя пальцами, подхватил второе ведро, зачерпнул… и с размаху выплеснул на подкрадывающегося отца.

— Аглуп! — Отец замер, как суслик, выхваченный из мрака светом паро-конских глаз. — Какое коварство! Стоишь тут с видом альвийского лорда перед человечьим нужником, а сам! Ну сейчас я тебя… — он попытался прорваться к бадье.

Митя прыжком махнул через бадью, подхватил из травы дырявый ковш и встретил отца целым водным залпом. И было нечестно с его стороны все-таки прорваться, окунуть ведро в воду, несмотря на все попытки отнять, и вылить сыну на голову. Крайне дурной тон: сперва заманил Бог весть куда, теперь еще и обливается.

— Ну во-от… опять надулся! — протянул отец, глядя вслед нахохленному, как мокрый воробей сыну.

Хотелось ответить, что он вовсе и не сдувался, но уж больно глупо звучало. Поэтому Митя просто забрался обратно (может, двери заколотить за ненадобностью?) и, не оборачиваясь на запрыгнувшего следом отца, принялся разыскивать в саквояже сменную пару белья. Он даже успел натянуть чистые подштанники…

Входные двери грохнули, точно в них ударили тараном. Засов вылетел, со звоном ударился об пол. Двери распахнулись, с размаху врезавшись в стены. По коридору затопотало множество ног…

— Ось воны, ворюги! — завопил ворвавшийся в залу кудлатый мужик. — Зовсим знахабнилы, по панскому дому голяка вештаются!

Следом за ним, грохоча сапогами, вломилась… толпа. Зверообразные мужики с палками кинулись к отцу. Впереди мчался мужичонка посубтильней, зато с шашкой наголо.

— Стоять! — голос отца, вроде негромкий, перекрыл и хриплое от азарта дыхание, и топот.

Разогнавшиеся налетчики немедленно остановились. В первую очередь тот, с шашкой, уже вскинувшей ее над головой отца. Ну а как не остановиться, от такого-то непререкаемого приказа, да эдаким командным тоном, да еще паро-беллум, упершийся в грудь налетчика с шашкой тоже… способствует. Может, и поболее командного голоса. Точно поболее.

Мужик с шашкой замер, аж покачиваясь на носочках, как неловко выставленный портняжный манекен. Медленно опустил взгляд, будто желая убедиться, и впрямь ли паро-беллум глядит ему в грудь. Рука его заметно задрожала, и поднятая шашка слегка стукнула своего владельца по голове, вызвав еще большую дрожь.

— Ну чого встав, мов укопаный? Руби его! — завопил оттертый к стене кудлатый.

И только теперь Митя сообразил, что это их запертый в чулане пленник! То есть, не запертый уже, выходит…

— Заткнись, Юхимка! — не отрывая глаз от паро-беллума, процедил мужик с шашкой. — А ну как стрéлит?

— Да не стрелит он, морда бандитская, забоится! — приплясывая от нетерпения, выкрикнул кудлатый сторож.

— Якщо морда-то бандитская, чого б ему и не стрельнуть? — рассудительно предположил мужик с палкой.

Их оказалось не толпа, а всего-то двое.

— Гнат Гнатыч! Бандюги-то вооруженные! — Юхимка завопил, как обиженный ребенок, вызывающий на помощь родителя.

— Кинь пистоль, бисов сын! — в залу тяжеловесно, как носорог, ворвался полицейский урядник. От его рыка загудели струны в недрах старого рояля, мужики с палками присели, а отцов пленник снова стукнул себя шашкой по голове. На отца рык впечатления не произвел, что явно обозлило урядника. — На каторгу захотел, ворюга? Кидай, кому сказано!

— Что вы делаете в моем доме, милейший? — очень холодно, очень веско, очень раздельно поинтересовался отец.

— Как ррразговариваешь, мерррзавец? — побагровевший от ярости урядник принялся лапать кобуру на поясе.

— От и мне таку байку рассказывал: та я ж, звычайно, не слухав! Так они давай вдвоем меня бить, що у-у-у-у! — Юхим принялся раскачиваться, подвывая от жалости к себе. — И руками, и ногами, почитай, до смерти забили, ироды кляти!

— Повторяю! — возвысил голос отец. — Что вы делаете в моем имении и моем доме?

— Ишь, завзятый какой: уж попался, а все россказни рассказывает! — Урядник стал вовсе похож на свеклу — такой же багровый и надутый. — Имение это почтенному Остапу Степановичу принадлежит, об том у нас каждому известно.

— Кто такой Остап Степанович? — неожиданно поинтересовался отец у мужиков с дубинками.

— Большой хозяин… — растерялся от вопроса мужик. — Усей волости нашей благодетель.

— И что же этот благодетель? Купил имение? — удивился отец.

— Никак нет-с… — вмешался второй мужик, помоложе. — Вроде как намереваются… С акциону-с…

— Остапа Степановича придется огорчить, — усмехнулся отец. — Имение на аукцион выставлено не будет, поскольку пожаловано мне.

— Это кто ж у нас казенные имения жалует? — насмешливо хмыкнул урядник.

— Государь-император, — пожал плечом отец.

Урядник аж притопнул каблуками, невольно вытягиваясь во фрунт… и тут же спохватился.

— Еще и государя к своим воровским делам приплел! А бумаги на имение у тебя в тех штанах остались, которые ты надеть позабыл, босяк?