— От этих ребят я могу ожидать всего, — объяснял своим соседям капитан Федерс, всезнающий и трезвомыслящий преподаватель тактики. — Я вполне допускаю, что они могли довести собственного офицера-инструктора. Потому что ведь лейтенант Барков не был ни идиотом, ни человеком, уставшим от жизни; к тому же он превосходно разбирался в саперном имуществе. Он, кажется, только не сумел раскусить свою ватагу — и это было его ошибкой. Я же его столько раз предупреждал! Но твердолобые идеалисты, не имеющие понятия о практической стороне своей деятельности, — люди безнадежные.
— Он был примерным офицером, — заверил подчеркнуто строго капитан Ратсхельм.
— Именно поэтому! — лаконично отозвался Федерс и поддал носком сапога камешек. Тот скатился в отрытую могилу.
— Вы не слишком-то благочестивы, — сказал Ратсхельм, который почувствовал себя задетым.
— Мне неприятны эти нарочито выспренние похороны, — ответил Федерс. — А умиротворяющая болтовня о покойном вызывает во мне отвращение. Но в то же время я спрашиваю себя: какую цель преследует всем этим генерал? Он наверняка имеет какое-то намерение, но какое?
— Я не генерал, — уклонился от ответа Ратсхельм.
— Ну, вам недолго до этого осталось, — воинственно начал Федерс. — Чем подлее времена, тем быстрее идет повышение по службе. Вы только взгляните на эту компанию офицеров — они сделают все, что ни прикажут. И все это с прекрасной размеренностью машин, где бы им ни пришлось действовать — в казино ли, в учебном классе или на кладбище. Главное — надежность. Но ведь и глупцы тоже надежны.
— Вы выпили, Федерс, — сказал капитан Ратсхельм.
— Да, поэтому-то я и настроен так миролюбиво. Даже вид капитана Катера вызывает во мне сегодня только дружеские-чувства.
Капитан Катер беспокойно прохаживался между двумя надгробными плитами. Он пытался придумать что-нибудь, чтобы исправить создавшееся положение. Он ощущал в себе желание обратиться за помощью к небесам — к той их части, которая ведает военными священниками. Но надежда на то, что господь бог своевременно выправит ногу своего служителя, быстро оставила его.
Снова и снова бросал он взгляд, исполненный ожидания, на кладбищенские ворота. Сам себе он казался похожим на кошку, которой к хвосту привязали надутый свиной пузырь. Наконец он обратился к обер-лейтенанту Крафту:
— Возможно ли выздоровление священника к нужному сроку?
— Едва ли, — дружески отозвался Крафт.
— Но что же нам делать?! — в отчаянии воскликнул Катер.
— Но, дорогой мой, — ответил капитан Федерс, — как всегда, имеется множество вариантов. Вам остается только выбирать! Так, например, вы можете продлить перерыв. Или перенести погребение. Или заменить священника. Или доложить генералу, что вам нечего ему доложить. В конце концов, вы можете просто умереть и избавиться таким образом от всех хлопот.
Катер огляделся затравленно, как кабан, попавший в загон охотников. Офицеры смотрели на него со сдержанным интересом; после того, что произошло на кладбище, он больше уже не был для них важной фигурой. Они считали, что обер-лейтенант Крафт поставил капитана в такую ситуацию, из которой ему не выбраться сухим. Может быть, Крафт метит на его место. В большинстве случаев так и было: ошибки одних давали шансы другим.
Все присутствующие меж тем замолкли в ожидании. Генерал-майор Модерзон вновь повернулся к участникам траурной церемонии. Он до тех пор не спускал с них своих акульих глаз, пока не воцарилась полная тишина. Затем он посмотрел на капитана Катера.
— Перерыв окончен! — тотчас же крикнул тот.
Генерал чуть заметно кивнул. Офицеры снова разобрались, курсанты замерли в строю. И больше пока ничего другого не произошло.
Торжественная тишина воцарилась над траурным сборищем. Слышалось только тяжелое дыхание капитана Катера, стоявшего рядом с Крафтом.
— Начнем, с богом! — сказал генерал.
Катер вздрогнул: он, хотя и был ответственным за церемонию, не имел понятия, что же делать дальше. Но так как он все еще намеревался переложить решение проблемы на Крафта, то бросил на него одновременно умоляющий и требовательный взгляд. «Ну же, Крафт, действуйте!» — прошептал он. И чтобы придать весомость своему приказу — так как это был все же приказ, — он подтолкнул Крафта вперед.
Крафт опять чуть было не съехал прямо в отрытую могилу. Но ему удалось удержаться, и он скомандовал фенрихам, стоявшим возле гроба:
— Опускайте!
Фенрихи немедленно подчинились приказу. Гроб с шумом опустился вниз. Застучали комья промерзшей земли. Присутствующие со смешанным чувством следили за этим, так внезапно затянувшимся представлением.
— Соединим души наши в безмолвной молитве, — предложил обер-лейтенант Крафт. К счастью, эта его довольно неясная формулировка имела тоже характер приказа. И все участники траурной церемонии, казалось, занялись тем, что им было предложено. Они опустили головы и задумались, причем пытались проделать это по возможности с более или менее серьезными лицами.