Face-to-face

— В мае у нас будет много десятиклассников поступать, как ты не можешь понять? Они все только сейчас спохватились, что в институт без комсомольского билета трудней поступить, а в райкоме лимит — двадцать человек от школы, меня могут и не пропустить, и что мне тогда делать? У нас в классе все, кому четырнадцать, уже в комсомоле, а мне что — до восьмого класса в пионерском галстуке ходить? И потом, я весь устав уже выучила.

— Ох, с каким удовольствием я походил бы сейчас в пионерском галстуке, — вздохнул Петр Эрнестович. — Ладно, сейчас мне некогда — вон, в дверь звонят уже, машина пришла. Вечером приеду и поговорим.

Злата Евгеньевна вышла в прихожую проводить мужа, а Таня, оставшись одна, намазала хлеб ровным слоем масла, положила сверху своего любимого печеночного паштета и задумалась. Мысли ее, главным образом, вертелись вокруг завтрашнего общешкольного комсомольского собрания.

Если честно, она была не совсем откровенна с дядей, приводя столь убедительные резоны и доказывая необходимость своего немедленного вступления в комсомол. Главной причиной был Славка Кемецкий из параллельного класса. Высокий, с длинным чубом цвета спелой ржи и легкими крапинками веснушек на носу, он сочинял стихи и вот уже два года был бессменным редактором их школьной стенгазеты.

Ах, Славка! Однажды осенью, когда Таня с одноклассницей дежурили и задержались в школе, он налетел на них в коридоре и с озабоченным видом спросил:

«Девчонки, вы рисовать умеете?»

Руки у него были измазаны синей-желтой краской, и даже на щеке зеленело пятно.

«Ты чего такой разноцветный? — фыркнула одноклассница Тани. — По тебе Мойдодыр еще не плачет?».

«Нет, девчонки, на полном серьезе — нужна помощь. Завтра к нам в школу из братской Польши делегаты приезжают, директор велела срочно стенгазету на стену вывесить, мы зашиваемся. Пошли, поможете».

Он отбросил упавший на лицо чуб, и у Тани захолонуло сердце.

«Ладно, — сказала она безразличным тоном, — давай, чего делать? Только я рисую не очень».

«Да шут с ним, — обрадовался Славка, — нужно только закрасить буквы на заголовках и серп с молотом на флаге аккуратно сделать, там уже все размечено».

В душной пионерской комнате в лихорадочном возбуждении работала вся редколлегия стенной газеты. На огромном столе были во всю ширь разложены не склеенные еще друг с другом листы ватмана. Слева две девочки, согнув спины, аккуратно вписывали текст в ровные колонки, а справа лучший художник школы Дима Волошин, высунув язык, рисовал карикатуры в столбце рубрики «Они позорят нашу школу!» Славка носился вокруг стола и давал ценные указания:

«Ровнее буквы пишите, вон у вас „а“ за край залезла! Димка, ты зачем Смирнову такую сигару здоровую сделал, где ты будешь Дегтярева с Чуриковым рисовать? Девчонки, вы на серп и молот красным не залезайте, потом краска будет из-под золота просвечивать!»

В конце концов, флаг в левом верхнем углу получился приличный — красное полотнище на ветру с золотой эмблемой серпа и молота, а рядом фотография пионера-героя Павлика Морозова, чье имя носила школа. Прямо под ней было стихотворение из школьного учебника:

Мы дети заводов и пашен,и наша дорога ясна.За детство счастливое наше

спасибо родная страна!

Еще ниже была вклеена вырезка из передовой статьи газеты «Правда» с фотографией шахтера, на сто процентов перевыполнившего норму по добыче угля. Далее аккуратные буковки, походившие на ползущих стройными рядами муравьев, рассказывали о великом русском поэте Михаиле Юрьевиче Лермонтове, чей сто шестьдесят шестой день рождения нынче праздновала вся страна. В колонке, озаглавленной «Пионеры нашей школы», можно было прочесть о количестве макулатуры, сданной школьниками за последний месяц, а в разделе «Спорт» — о победителе школьного турнира по шахматам Сене Козлове и о приближающейся олимпиаде.

Однако лучше всего удалась карикатурная рубрика «Они позорят нашу школу!» — восьмиклассник Толя Смирнов с огромной сигаретой во рту напоминал Чарли Чаплина, а шестиклассники Дегтярев с Чуриковым, со зверскими выражениями лиц мутузящие друг друга, походили на питекантропов из учебника по истории древнего мира. Все то время, что они работали, Таня незаметно поглядывала на расхаживавшего по пионерской комнате Славу, и каждый раз, когда он небрежным движением руки отбрасывал наползавший на глаза чуб, внутри у нее словно что-то обрывалось от восторга.

Польские гости их работу похвалили, довольно долго стояли у стены, с интересом читая о сданной макулатуре, сдержанно улыбались. Однако через два дня после их визита кто-то написал непечатное слово прямо поперек карикатуры на драчуна Дегтярева, и газету пришлось снять. Тем не менее, теперь Слава Кемецкий, встречая Таню в коридоре, дружески улыбался ей и даже иногда задерживался, чтобы перекинуться парой слов.