Файлы фараонов

— Доктор Гилкренски, я считаю себя истинным мусульманином, стараюсь не нарушать заповедей Корана и праведно служить Аллаху. Я не собираюсь защищать наше правительство — оно могло бы работать намного эффективнее. Но моя родина не переживет революцию. Нам необходим порядок! Вот почему я прошу вас уехать.

— Ценю вашу искренность, — наконец подал голос Гилкренски, — однако я не в состоянии выполнить вашу просьбу до тех пор, пока не закончу свои дела здесь.

— А если это будет не просьба, но приказ? Мои люди могут арестовать вас как человека, который представляет угрозу национальной безопасности, и под конвоем проводить до трапа самолета. — Голос полковника повысился.

Кроуи с пристальным интересом следил за спором. Гилкренски положил руки на стол.

— Тогда я скажу вам следующее, полковник. Моя корпорация отзовет из Египта свои инвестиции. Я ликвидирую компанию по производству электроники в Александрии, закрою отели здесь и в Луксоре, прекращу поставки продовольствия. Я не уеду, а уйду из вашей страны. В конце концов, почему я, деловой человек, должен доверять свои деньги государству, отказывающему мне в гостеприимстве?

Полковник Селим поднял на Тео усталые глаза:

— Вы хотите, чтобы именно эти слова я передал своему руководству?

— Да.

— Вы понимаете, что у меня нет полномочий комментировать подобное заявление? Если вы намерены шантажировать мое правительство, то я, как глава столичной службы безопасности, сумею настоять на том, чтобы вам запретили покидать здание отеля. А для предотвращения новых провокаций я размещу тут роту — две роты! — солдат. Ваше пребывание здесь не будет приятным, доктор.

Гилкренски улыбнулся:

— Я понял вас, полковник. Что касается вопросов обеспечения безопасности, обсудите все детали с майором Кроуи.

— Благодарю вас. — Отвесив легкий поклон, Селим в сопровождении Кроуи вышел из номера.

— Так с кем же я имею дело, профессор? — спросил Тео, пересаживаясь ближе к кушетке, в кресло. — Что движет теми людьми, которые напали на нас сегодня?

— На Западе этих людей называют фундаменталистами, — начал эль-Файки. — В любой стране найдутся те, кто готов отдать за веру свою жизнь. А уж если не жаль собственной жизни, то чужая вообще ничего не стоит. Насколько я знаю, вы живете в Ирландии? Разве там нет фундаменталистов, способных пролить кровь ради идеи? По всей земле люди убивают и погибают сами. То же самое происходит и здесь, в Египте.

— Но против чего они выступают? Ведь они свободны в отправлении религиозных обрядов?

— О да! Колониальные империи Запада рухнули, и люди стали намного свободнее. Но посмотрите на экраны ваших телевизоров! Очень многие мусульмане считают, что Запад ведет настоящую войну против высших ценностей ислама: поп-музыка, потребительские нравы, порнография… В программах спутникового телевидения люди видят лишь оголтелую пропаганду американского образа жизни, который ЦРУ стремится навязать всему миру.

— Не могу в это поверить… — сказал Гилкренски.

— Еще бы! Вы же владелец огромной коммуникационной системы. Задумайтесь хотя бы на минуту. Во время войны в Персидском заливе средства массовой информации сообщали, что иракские солдаты врывались в больницы и выбрасывали из инкубаторов новорожденных младенцев. Дочь кувейтского эмира в интервью Си-эн-эн даже заявила, что видела это собственными глазами. Но ведь ничего подобного не было! По мнению многих мусульман, Запад начал новый — информационный — поход против стран «третьего мира». Вот почему эти люди возродили понятие «джихад». Они призывают к священной войне против Запада, чтобы отстоять собственное, то есть исламское, самосознание.

— А что происходит в Египте?

— Египет — очень бедная страна. В правительстве процветает коррупция, народ считает, что оно действует по указке Запада. У людей остается только одна надежда — ислам.

На память Тео пришли слова майора Кроуи. Интересно, зачем все-таки эль-Файки потребовалось отправлять Джеральда Макгуайра вниз?

— А во что верите вы, профессор? — спросил он.

— Я верю в наши древние традиции. Только в них общество может найти основу для взаимопонимания.

— Ясно. И все же мне очень трудно соотнести ваши слова с тем, что я испытал сегодня на крыше.

Эль-Файки поднялся.

— Я искренне сожалею, мой друг. Вам действительно пришлось многое пережить. Думаю, сейчас для всех нас будет самым разумным отдохнуть, прийти в себя, а потом встретиться и продолжить беседу. Лично я рад тому, что вы решили остаться. Безусловно, в какой-то мере это радость эгоиста. Но мне, как и вам, не терпится обследовать пирамиду.

— Мы сделаем это вместе. — Гилкренски протянул ему на прощание руку.

Воздух вокруг моста Тахрир был пропитан ароматами, поднимавшимися от жаровен, что были установлены на множестве крохотных речных суденышек. В прибрежный песок уткнулись носами сотни фелук и гребных лодок. Крики жадных чаек заглушали плач младенцев и высокие голоса их матерей. Дети постарше пытались продать прохожим старые журналы или сделанные из папируса закладки для книг. На слабом ветерке колыхалось развешанное после стирки белье.