Фаина Раневская. Психоанализ эпатажной домомучительницы

— Вот это да! — воскликнул он, пробежав глазами статью. — Так в этой колбаске было больше жира, чем я думал!

— А ты говоришь — никакой личной жизни, — Бес насмешливо задергал пятачком. — Если кто-то чего-то не знает, то это не значит, что данное «что-то» не существует вообще.

— Ну да, ну да, — бормотал Психолог, водя пальцем по журнальной странице. — Как говорили на уроках физики: если где-то нет кого-то, значит, кто-то где-то есть, только где же этот кто-то и куда о мог залезть… А вот и наш кто-то! — победно воскликнул Психолог. — Кто бы мог подумать! Толбухин! [5]

— А что тебя удивляет? — Бес прищелкнул по фотографии маршала, появившейся невесть откуда. — Вполне симпатичный товарищ. При погонах. Женщины любят военных.

— Да, для многих женщин военные представляются квинтэссенцией мужественности, то есть успешными самцами, пригодными для размножения, — сообщил Психолог рассеянно, продолжая вчитываться в статью. — Тут ведь дело такое, мы-то из пещер выбрались, а наше подсознание еще нет. Вот и выставляет условия. Но это все ерунда. Куда как интереснее то, о чем пишут: «С Толбухиным Раневская встретилась в Тбилиси. Ее рассказы о Федоре Ивановиче были проникнуты удивлением, нежностью и совершенно лишены свойственной Раневской иронии. По-видимому, она нашла в маршале черты, каких не встречала раньше у военных. Сохранилась удивительная фотография Фаины Георгиевны той поры. Она стоит в парке, высоко над городом, лицо в широкополой шляпе волнующе прекрасно. И еще одна фотография с Толбухиным: сидят за столом, обедают, смотрят друг на друга. Оба молодые, счастливые…»

— Ничего себе молодые! — присвистнул Бес. — Обоим за полтинник!

— Возраст — понятие относительное, — наставительно сообщил Психолог. — А женщины с романом изумительно хорошеют. И молодеют, кстати, тоже.

— Значит, ты думаешь, что роман все же был? — уточнил Бес.

— Свечку, конечно, никто не держал, а если кто и держал, то не рассказывает. Но где-то я видел косвенное подтверждение того, что роман все же был, — Психолог резво начал рыться в бумагах на столе, извлекая то один книжный томик, то другой. — А! Вот, ее собственные воспоминания: «Еду в Ленинград. На свидание. Накануне сходила в парикмахерскую. Посмотрелась в зеркало — все в порядке. Волнуюсь, как пройдет встреча. Настроение хорошее. И купе отличное, СВ, я одна. В дверь постучали.

— Да-да!

Проводница:

— Чай будете?

— Пожалуй… Принесите стаканчик, — улыбнулась я.

Проводница прикрыла дверь, и я слышу ее крик на весь коридор:

— Нюся, дай чай старухе!

Все. И куда я, дура, собралась, на что надеялась?! Нельзя ли повернуть поезд обратно?..»

— Вот видишь, — Бес торжествующе пристукнул ладонью книжный лист. — Судя по этой записи, роман все же был. Значит, не все так безнадежно, не все так одиноко было в ее жизни.

— Как сказать, — задумался Психолог. — Роман — дело эпизодическое, а жизнь-то длится и длится… в одиночестве…

Он попытался представить счастливую жизнь Фаины Раневской, Раневскую в роли матери, бабушки, окруженную детьми и внуками. Картинка не желала складываться, было в ней нечто противоестественное. А была бы такая жизнь для нее счастливой? А понадобился бы талант другой, счастливой Раневской людям? Какую Лялю сыграла бы она тогда? Психолог никак не мог ответить на этот вопрос.

Игровая зависимость

Психолог волновался перед каждым визитом. Иногда он даже посмеивался над собой: ожидание пациентки было схожим по ощущениям с ожиданием свидания. Так же вздрагивало мелко что-то внутри, щемило под сердцем — то ли нежностью, то ли гастритом, и все время хотелось взглянуть на часы — долго ли осталось ждать, а еще хотелось смотреть на дверь, потому что казалось — она вот-вот распахнется и ожидание завершится.

— Как мальчишка, честное слово, — бормотал Психолог, в очередной раз поймав себя за рассматриванием циферблата часов. — Придет она, придет, никуда не денется.