Факап

— Попробую, — Славин встал и отошёл к стене, на которой висел оригинал картины Серова-Водкина "Старт тяжёлой ракеты  с космодрома Плесецк". — Вы представляете себе разницу между источником звука и усилителем звука? Усилитель будет усиливать те звуки, которые есть. Он может их усилить в тысячу раз. Но сам он не может издать даже шороха. Нужен начальный звук. Так вот, здесь то же самое. Тубусоид просто усиливает собственное излучение мозга. В основном — тех центров, которые и так всегда возбуждены. Но на Саракше требовалась стимуляция центра, который был подавлен. Нужна была волна определённой частоты, амплитуды, с определённым сигналом. Понимаете? На земной аппаратуре её можно списать с живого мозга и потом прокручивать. Но на Саракше не умели записывать колебания нейтринного поля. Они вообще не понимали, как эта аппаратура работает.

— Нужен живой мозг? — догадался Григорянц. — Оператор установки?

— Да. Причём такой, который умеет генерировать нужные волны. А на Саракше водились собаки, умеющие гипнотизировать. Хотя это не гипноз, а именно излучение. Они умели внушать другим существам практически любые чувства. Страх, покорность, любовь... ну и ощущение смысла жизни тоже могли. Хотя этому их приходилось учить. Но собаки хорошо обучаются. Особенно если они разумные и им можно объяснить, что от них требуется. И что если они будут слушаться, от них отцепят провода.

— Провода? Какие провода? — не понял Григорянц.

— Электрические, — пояснил Сикорски. — Прикреплённые к разным частям тела. Голованы очень неохотно шли на сотрудничество.

— Так что? Во всех этих излучателях... — Григорянц не закончил.

— Да. Клетки с собаками. И в Центре, и во всех башнях, — закончил Славин.

— А кто всё-таки сделал этих зверюшек разумными? — спросил Комов. — Или они сами?

— Не сами, — сказал Горбовский. — Над ними поработали. Причём именно званцевским вирусом. Только в особой модификации. Ослабили животные инстинкты и усилили удовольствие от возбуждения коры мозга. То есть от мышления.

— В общем, обошлись примерно как тагоряне с людьми, — закончил Комов.

— С людьми жёстче работали, — заметил Сикорски.

— Я бы так не сказал, но не будем отвлекаться, — предложил Горбовский.

— От чего? — снова влез Сикорски. — У меня складывается впечатление, что мы не знаем, чем заняться.

— А чем бы хотели заняться вы, Руди? — осведомился Горбовский.

— Я хотел бы поговорить о деле. Вместо этого мы болтаем о том, о сём. Я так себя веду, когда чего-то жду. Вы чего-то ждёте, Леонид Андреевич?

— Я всегда чего-то жду, — вздохнул Горбовский. — Или плохих новостей, или их подтверждения. Как говорил Пиц Шестой... — он задумался, припоминая.

— Вот теперь я понял. У нас, оказывается, литературный вечер, — съязвил Сикорски. — Сначала мы обсудили переводы древней английской поэзии, теперь перешли на творчество бывших прогрессоров. С нетерпением жду обсуждения сочинений Строгова. После чего, может быть, мы всё-таки уделим минуту-другую делам?

— Вы не любите Строгова, Руди? — Горбовский скептически посмотрел на собеседника. — Как вообще можно не любить Строгова?

— Я восхищаюсь Строговым, особенно его Второй симфонией, — сказал Сикорски.

— Но, и-извините, — удивился Валентин Петрович, — Строгов не писал симфоний... он вообще не писал музыки!

— Вот именно это меня в нём и восхищает, — объяснил Рудольф.

— Ваши сарказмы, Руди, съедают больше времени, чем все наши беседы вместе взятые, — заметил Горбовский.

— Простите, — снова вступил Валентин Петрович, — а почему вы вспомнили этого... Пице Шестого? — он посмотрел на Горбовского.

— Гм. Даже не знаю. Наверное, из-за мемуара? А что? У вас есть какая-то информация на эту тему?

— В общем... не знаю... нет, наверное, — Завадский достал платочек и промокнул вспотевшую залысинку.

— Очень жаль. Потому что повествование про Арканар в мемуаре Вандерхузе меня заинтересовало. Это крайне важное свидетельство правдивости мемуара в целом.

— Каким же это образом? — не понял Сикорски. — Мы же выяснили. Никакого Бориса Левина не было. Никакого глубинного расследования по этой теме не проводилось. Это... — он поискал слово, — стилизация. Хотя признаю — небездарная. Автор, видимо, когда-то был в рабочей группе. Что-то знает. Например, про КРИ.

— Это всё мелочи, — отмахнулся Горбовский. — Другое важно. Вот... — он щёлкнул пальцами, звук получился неожиданно громкий и неприятный. — Задачка на понимание. Допустим, расследование действительно было проведено. Допустим, результаты именно такие. Допустим, руководитель группы был именно тем человеком, который мог получить именно такие результаты...

— Засол для общественности? Отличник? — предположил Григорянц. — Ну может быть.

— Гм... Вы не могли бы объяснить, что имеется в виду? — осторожно спросил архивариус.