— Никогда не водила такую мощную тачку, — ее глаза блестели, улыбка растянулась от уха до уха. — Теперь я, кажется, начинаю тебя понимать.
Мы быстро добрались до места, которое еще вчера кишело зрителями и участниками. Теперь оно напоминало пустырь во время зомби-апокалипсиса. Ветер гонял по трассе какие-то пакеты и мусор с трибун. Мы уперлись в шлагбаум, и к нам, лениво шаркая ногами, вышел охранник.
Мне не пришлось его уговаривать впустить нас, мужчина узнал мою машину и с радостью позволил проехать по трассе, пожелав порвать павлина-Цыпкина на следующем этапе.
Мы встали на стартовой линии, Марьяна занервничала и вытерла влажные ладони о свои джинсы.
— Здесь нет светофора, но он не нужен тебе. Просто считай. Сначала три желтых ровно четыре секунды: раз, два, три, четыре… нога на газ и быстро зеленый!
— Давай ты считай, — у Василевской точно сегодня гребанное Рождество. Я кайфовал не меньше. Когда девушка, которая тебе нравится, разделяет твои интересы, это здорово добавляет ей очков.
Мы гоняли целый день. От старта до финиша сделали ходок сто, клянусь! Я делал замеры, понимая, что Марьяна, способная не только в математике или в университетских науках. Она еще классно водит.
— Фу-ух, смотри! — она показала дрожащие руки, находясь, в восторге от происходящего. — Я на таком кураже! Спасибо тебе, что позволил прикоснуться к своему миру. Он прекрасен!
— Кто бы говорил… человек, который за ночь сотворил шедевр.
Она смущенно опустила глаза и густо покраснела.
— Почему ты это сделала? Почему нарисовала… меня?
Она пожала плечами. Я не стал давить и, прочистив горло, огляделся. Солнце медленно пряталось за меловые горы. Мы реально провели весь день в тачке.
— Нужно выдвигаться, — жаль было это признавать. — Не хочу терять доверие твоих опекунов.
Марьяна неспешно выехала из «Белого колодца». Пока мы добрались до нашего района, на улице совсем стемнело. Я проводил девушку к порогу, неустанно думая, стоит ли начинать этот разговор и не испортит ли это волшебство сегодняшнего дня:
— Хочу кое о чем тебя попросить… — ну же, смелей, чувак. — Если кто-то позовет тебя на свидание…
Марьяна повернулась ко мне. Выражение ее лица заставило мой пульс биться быстрее.
— Я откажу! — понимающая улыбка тронула ее губы. — Я и Жене вчера отказала.
— Правда?
— Да, я извинилась, что дала ему ложную надежду.
— Но… почему, он же тебе нравился и… не понимаю, почему?
Марьяна подошла ко мне вплотную и коснулась ладонью моей левой щеки.
— Ты же «золотой мальчик», Ник. Ты дофига умный, и все такое… Не тупи и сам догадайся.
Она встала на цыпочки, поцеловала меня в другую щеку и убежала домой. Я потер влажный отпечаток от ее губ и расплылся в придурковатой улыбке.
Глава 20. Марьяна
Три с половиной недели спустя
Я вышла из кабинета Быковой на автопилоте, не понимая, что произошло. Мысли метались и никак не собирались в кучу. Я беспомощно ловила руками какую-то опору, чтобы не упасть.
Никита, ожидавший у двери, как только меня увидел, оттолкнулся от стены и сразу же подхватил за талию. От ощущения его теплых, заботливых рук, я окончательно расклеилась.
— Что случилось, цветочек?
— В-виктория Антоновна, она… она сказала, что начала проверку моего вступительного экзамена. — Ник прислонил меня спиной к стене, чтобы я почувствовала дополнительную опору. — Мои исправленные оценки ничего для нее не значат, и она все равно найдет к чему прицепиться. А если на комиссии выяснится, что твой дедушка помог мне поступить, его тоже попрут из универа…
— Что?
— О, я так виновата, если бы я нормально училась, всего бы этого не случилось!
— Ну, это уже ни в какие… — я еще никогда не видела гнев на лице моего нежного, доброго Ника. От него резко повеяло холодом. — Подожди меня здесь, цветочек.
Он усадил меня на скамейку, а сам постучал в кабинет декана и вошел, не дожидаясь ответа. Я чувствовала себя виноватой, не хотела, чтобы из-за меня он тоже попал в неприятности, не послушалась и поплелась вслед за ним.
— О, Иванов, какими судьбами? — Быкова выглядела кардинально по-другому, не то, что во время разговора со мной. — Присаживайся.
— У меня всего пара слов, Виктория Антоновна, — Никита не стал садиться.
Я чувствовала, что сейчас что-то будет, и испугалась за него, особенно, когда вслед за Ивановым в кабинет декана, как по злому стечению обстоятельств, вошел проектор университета.
— Знаете, самоутверждаться за счет беззащитных это… — Никита осекся и сжал челюсть, борясь сам с собой. — Хотите вести войну — ведите честно и открыто. С профессором. А не с юной девушкой.
Быкова сначала растерялась: то ли от его слов, то ли от неожиданности, но потом собралась и, видимо решив воспользоваться присутствием проректора, выдала с ядовитой горечью:
— У меня есть подозрения, что всеми уважаемый профессор пренебрегает правилами учебного заведения: проводит внеурочки, везде протаскивает свою подопечную…
Она видела, кто стоял за Ивановым, а Ник — нет. Я хотела его окликнуть, рот открыла, но проректор жестом попросил меня молчать.
— Что плохого в том, чтобы помогать студентам? — искренне удивился Ник.