Факультет ненужных вещей

– Вы к директору? Лучше всего, если вы сейчас не пойдете к нему, – сказала она не поворачиваясь. – Он, по-моему, что-то не очень в духе. Я с ним говорила и...

Вот какой разговор у нее произошел с директором.

– Я, Кларочка, потому попросил вас остаться, что хочу серьезно поговорить о нашем хранителе, – сказал директор, смущаясь и не глядя на нее. – Ведь, кроме вас, у него, дурака, никого нет.

Он поднял со стола какую-то папку и сердито бросил ее обратно.

Клара посмотрела на директора. Он поймал ее взгляд и нахмурился.

– Ну, я-то не в счет, – сказал он сварливо. – Я человек старый, служебный, и поэтому он смотрит на меня вот так. – Директор сделал кулак трубкой и поднес к глазу. – Оно, конечно, по совести, может быть, так оно и есть, но если взглянуть по-деловому... Ну нельзя так, как он! Ну никак нельзя! Не то время! А он ничего не понимает! Ну вот что вы, например, думаете о Корнилове?

Она сделала какой-то неопределенный жест.

– Ну что он из себя представляет? Ценный работник, знающий товарищ или как? – настойчиво спросил директор.

– Кажется, да, – ответила Клара.

– Ну и дисциплинированный, конечно? Да? День и ночь сидит за книгами, да? Или как? Вот хранитель хоть пьет, да работает. А этот что – пьет и не работает?

Клара подумала.

– Но эта история с костями – ведь это ее... – сказала она осторожно.

Директор поморщился.

– Ну он-то он, конечно. Но тут и другое кое-что сыграло. Видите, отыскалась одна старая знакомая, так вот она... – Он опять поглядел на Клару и осекся. Клара молчала. – Так вот что я хочу вас попросить, – продолжал он, помолчав, – поговорите с хранителем. Пусть он скажет Корнилову: «Откуси свой поганый язычок ровно наполовину». Понимаете?

– Нет, – ответила Клара. – Не понимаю. То есть я... А в чем дело?

– А в том, – обозлился директор, – в том, что они оба загремят, как медные котелки! И следов потом их не сыщешь! Младший загремит за глотку, а старший за дурость, за то, что слушает и молчит. Ну а раз молчит, значит, соглашается, а раз соглашается, то участвует. Ну а как же иначе? Кто не за нас, тот против нас. Знаете, кто это? Маяковский!

Наступила пауза.

Клара стояла и думала.

– Позвольте, Степан Митрофанович, – сказала она наконец. – Я все-таки что-то не пойму. Ну, тот кричит, хорошо! А что ж, по-вашему, Зыбин должен делать? Бежать заявлять?

Директор болезненно усмехнулся.

– Что там бежать, без него уж сбегали! Десять раз уж, наверно, сбегали. Он должен был крикнуть ему: «Молчи, дурак, если сам лезешь в яму, так другого не тащи». Вот что он должен был сделать. Неужели это непонятно? Удивляюсь тогда вам. Умная девушка и ничего не видит. Ну да что там говорить! – Он махнул рукой, гневно прошелся по комнате, подошел к окну, закрыл его, подошел к столу, сел в кресло, выдвинул ящик стола, опять задвинул, схватил телефонную трубку и опустил снова. Он был здорово расстроен.

– Ну ладно, – сказала Клара, сообразив все. – Положим, Георгий Николаевич скажет Корнилову «молчи», а Корнилов его не послушает, тогда что? Бежать заявлять? Да, может быть, он и говорил ему уже.

– Говорил? – Директор со всего размаха выдвинул и задвинул ящик. – Ни черта лысого он ему не говорил! Пил с ним – вот это да! А говорить надо с Корниловым так, чтоб он послушался. А не слушается – матом его покрой, в морду дай, и хорошенько, чтоб он с час валялся. Вот и я прошу, чтоб вы сказали ему все это. Вас он, может, послушает.

– А вы?

– Ну что я, – нехотя ответил директор. – Я руководитель. Я, если что знаю, то должен того... меры принимать, а не предупреждать. Идиотская болезнь – благодушие – знаете, что это такое по нашему времени?

Клара подумала.

– Ну и я не буду предупреждать, – сказала она.

– Как? Не будете? – очень удивился директор.

– Не буду, – ответила Клара скорбно и твердо.

– Да ведь посадят дурака, обязательно посадят, – крикнул директор тоскливо.

– Его дело, – вздохнула Клара. – А я ничем тут помочь не могу.

– Здорово, – сказал директор, вставая и подходя к Кларе. – Вот уж чего не ожидал. Да в конце концов питаете вы к нему хоть какие-нибудь чувства? Ну хоть дружеские, что ли?

Теперь они стояли друг против друга и смотрели друг другу в глаза. Очень редко люди разговаривают так пристально.

– Ну зачем вы спрашиваете? – ответила она мучаясь. – Вы же...

– Значит, пусть сидит, так лучше? – крикнул директор в запале.

Она вздохнула, но глаз не отвела. Ее мутил и мучил этот разговор, но она понимала: от него не уйдешь.

– Да нет, конечно, хуже. Но что для человека лучше, что хуже – только он один и знает. Никто другой ему тут не указчик.

– Так, – повторил директор. – Так. – И вдруг засмеялся. Как-то очень горестно, даже скорбно, но в то же время и освобожденно. – А я ведь и не знал, что вы такая. Ну что ж, вам, конечно, виднее. Но откуда такие берутся, вот такие, как он, тихие, настырные и дурные? Время, что ли, такое? Ведь знает все и вот лезет, лезет в яму.

– Не знаю, – она вздохнула. – Не знаю, Степан Митрофанович, да, может, ничего и не будет, может, все обойдется.

Директор покачал головой.

– Нет.

– Тогда, может, уволить Корнилова?