Факультет Романтики. Ромфак (СИ)

– Ну и чего разделся-то? Корми давай! – раздался недовольный резкий шёпот. От неожиданности я даже слегка подпрыгнул и едва не превратился в бесхвостую белку. Проклятье! Так и инфаркт можно схватить!

– Стейси, ты? – спросил я твёрдым шёпотом, вглядываясь в очертания знакомых предметов вокруг. – Кто тут?!

Благо их было немного, но все только самое лучшее и дорогое, как в элитном отеле. Вот ночной столик, лампа, шкаф, и широкий плазменный телевизор с умными колонками.

Внезапно, я заметил у второй белой подушки, что лежала рядом со спящей Антониной, пару разноцветных светящихся глаз – ярко-желтый и ядовито-зеленый. Там зашевелился маленький белоснежный, под цвет моего постельного белья зверёк размером с небольшую лохматую собачонку и огромными потасканными ушами. И это на той самой подушке, которую я хотел так опрометчиво схватить и подсунуть над голову Антонины! Судя по его острым и тонким клыкам, зверёк бы с хрустом оттяпал мою руку.

– Ты ещё что такое? Хорек? – спросил я, пытаясь изловчиться, чтобы схватить его за шкирку и вышвырнуть с кровати. Не хватало, что бы он покусал Антонину.

– А ну-ка полегче! – завопила неведомая зверушка, прижимая свои огромные белые уши к затылку. Он оскалил свои острые, как иглы, клыки и недвусмысленно кивнул на спящую Антонину. – Между прочим, я – её любимейший питомец! Бесценный и ненаглядный Дори! Да она тебе нос отгрызет, если со мной что-то случится! Если хоть один волос выпадет из моей пушистой прелестной шкуры, и хоть одна слезинка выкатится из моего прекрасного глаза...

Угрозы разноглазого гостя прервал завибрировавший в моих джинсах телефон. Сначала я попытался его проигнорировать, но судя по интенсивной непрекращающейся вибрации, звонил мой отец, а, значит, я просто не имел права не взять трубку.

Последний раз, когда я не вышел на связь после третьего гудка, отец приказал своему водителю-телохранителю Владу выпороть меня так, что кожа на моей спине превратилась в кровоточащий стейк на неделю. Задницу удалось чудом сберечь, иначе я бы не смог сидеть месяц.

Забыв обо всем на свете, кроме того, что смысл моей жизни сейчас находится в моей спальне, я пулей выскочил в коридор и осторожно прикрыл за собой дверь. Я быстро, Тони, я сейчас же вернусь! Просто сниму эту проклятую трубку!

Правым локтем я включил свет в прихожей, зажмурился от его яркости, пятерней пригладил свои волосы, плюхнулся в ближайшее кресло и снял трубку видеозвонка.

– Какого тролля так долго, Константин? – прорычал с экрана седовласый мужчина с ледяными голубыми глазами, блестящими от гнева. – Ты что, не один? Почему без рубашки? Снова привёл к себе очередную кикимору?

– Нет, отец, – покорно покачал я головой, не зная, как продолжить разговор и ляпнул, что в голову пришло. Я отвечал обрывками и полушепотом, дабы не разбудить Антонину. – Она сама пришла... точнее, они всегда сами приходят... ты же знаешь...

– Знаю, идиот! Это все потому, что у тебя есть золото! Всё они летят на его блеск, как мотыльки на пламя! – резко оборвал меня отец, – этих смертных девиц интересует только твоё богатство! Они все одинаковые! Они все, как твоя мать, которая оставила тебя на моей шее!

Я невольно... вжался в кресло – таким громким был звук телефона. Чтобы не разбудить Антонину, я попытался свободной рукой, не той, которой я держал трубку, убавить громкость. Это оказалось огромной ошибкой.

– Что у тебя с пальцами, Константин? Костяшки разбиты вдребезги! Так, значит, это правда? – взревел отец, словно пожарная сирена. Его ледяные глаза сверлили меня насквозь, а серебристые седые волосы, собранные в тугой хвост, как у пятиклассницы, встали дыбом на затылке. Казалось, если я совсем отключу звук на телефоне, я все-равно буду его слышать. – Зачем ты избил Дилана и Доминика? Сыновей моих партнёров по бизнесу! Болван! Ты хоть знаешь, как сильно ты изувечил их лица? Сколько им наложили швов? А сломанный нос у Дони?

Я виновато покачал головой, но ничего не ответил, думая про себя: «Сломанный нос! Знал бы ты, отец, что эти двое едва не сломали жизнь твоему сыну... Антонина меня теперь будет меня вечно ненавидеть из-за этих двух уродов!"

– Ты хоть в курсе, что Дилану зашивали щеку в клинике? – кипел худощавый и раскрасневшийся от гнева мужчина на моем экране.

Я снова ответил пристыженным молчанием. «Повезло этому Дилану! А кто теперь сошьет моё разбитое сердце?»

– Ну чего ты молчишь, сын?!

– Отец, им влетело за дело! – стал, наконец, оправдываться я, – ничего страшного! Ты полностью контролируешь бизнес их папаш. Они нам все простят. А меня лишь только будут больше уважать и бояться. Не ты ли сам меня этому учил?

Фредерик, так звали моего отца, нахмурился и с подозрением уставился на меня своими сощуренными голубыми глазами:

– Я учил тебя бить врагов, а не партнеров! Какими бы тупыми они не были! Или ты это забыл, сын? Чего молчишь?