Факультет Романтики. Ромфак (СИ)

— Стой! Это моя белка! — слышу я весьма знакомый голос сквозь стучащий в висках пульс, открываю свои близорукие от старости, все покрытые красными выпуклыми сосудами, глаза и вижу белую мантию и черную, как смоль, шевелюру… Тамлин? Правда ли это? Парень стоит ко мне спиной — к Ифриту лицом, он защищает меня, в прямом смысле этого слова, своей грудью. Он что, с ума сошел? Или я уже все-таки попал в рай для белок? Так что же он там лепечет, я напряг свой старческий слух до предела, чтобы расслышать отрывки фраз:

— Моя белка… Я ее уже где-то видел… Не знаю! Она просто очень похожа на мою белку… Моя! Не отдам!

Тамлин-Тамлин! Что же ты наделал! Зачем ты перепрыгнул бортик фонтана? Зачем пересек невидимый защитный барьер пентаграммы? Ты же ведь никогда не выберешься отсюда! Проклятье! Впервые в жизни я так сильно боялся не за себя, и даже не за отца и его акции, а за другого, практически совершенно чужого для меня человека… уже даже не моего подмастерье…

С досады я так крепко стиснул зубы, что один из моих пожелтевших беличьих резцов отвалился и с негромким стуком покатился по мраморному дну фонтана. Тамлин и Ифрит тут же устремили на меня свои удивленные взоры — электрически-голубой и ярко-красный. Мой старческий мочевой пузырь не выдержал такого безумного стресса и нагрузки. Какой позор! Даже Тамлин нахмурился, глядя, как подо мной образуется маленькая желтая недвусмысленная лужица. Ну вот, еще и обоссался перед всеми! Да, когда же я, наконец, сдохну-то, а?

— Ну что ж, юноша, можешь забрать себе эту плешивую зассатую крысу! — безразлично сказал Ифрит, но затем его кривая клыкастая пасть исказилась в довольной ухмылке. — Но тебя я забираю с собой. То, что оказалось внутри пентаграммы навсегда остается моим! Таков закон!

— Стой! — поздно спохватился Тамлин. — Верни белке ее жизнь! Она же сейчас помрет!

Не глядя, он снял со своих плечей белую мантию мага и швырнул ее мне, дабы я смог хоть как-то прикрыть свой стыд. Пожалуйста, пусть этот страшный кошмар наяву закончится! Ну почему я должен лежать такой старый, жалкий и уродливый среди них — сильных и прекрасных мира сего? Осталось совсем чуть-чуть, наступите же на меня и раздавите, как маленькую мерзкую букашку. К счастью, Тамлин отвернулся. Вы бы видели его бездонные голубые глаза, это же просто два колодца жалости и боли! Ну почему, почему он должен видеть меня таким?

От слабости и нервного напряжения все мое тело дрожало и обливалось холодным потом, словно ледяным дождем. Я в последний раз закрыл глаза и укрылся белой волшебной мантией, словно одеялом — она была такая мягкая и теплая. Удар сердца… предпоследний удар сердца… последний удар… еще один удар… и еще… Что происходит? Я открыл глаза: все тот же фонтан, спина Тамлина, горящие глаза Ифрита. Нет, я не умер, а наоборот, белая мантия мага стала отдавать мне не только свое тепло, но и возвращала убежавшие годы жизни. Мой седой мех из облезлого быстро превращался в каштановый и пушистый, глаза стали четче видеть, лапы перестали трястись, в них вновь хлынула молодая кровь и сила.

— Вернуть твоей белке ее беличье время! Ха! — неужели ты не знаешь, что время — не водица, ее нельзя, как речку, повернуть вспять, голубчик? Жизнь прожита, годы прожжены! Теперь они обращены в вечность, в пепел, и стали частью меня! Отдай-ка ты ему свои годы, если ты такой щедрый!

И с этими словами, продолжая громко хохотать, джинн вытянул руку вперед, словно пытался дотронуться до побледневшего Тамлина. Какой-то белый светящийся туман заструился из груди парня прямо в огромный широко раскрытый рот Ифрита, словно акулью пасть. Это и были бесследно утекающие годы жизни, которые джинн «сжигал», превращая в черный густой дым, и сам, между тем, становился все больше, выше и сильнее.

Но что происходит? Несмотря на то, что Ифрит уже успел выпить времени из парня сроком на пару человеческих жизней, Тамлин ни на минуту не постарел: все то же прекрасное юное лицо без морщин, черные волосы, электрически-голубые глаза, обрамленные густыми темными ресницами. А сам джинн, между тем, уже дорос до высоченного потолка, что распростерся над фонтаном в виде широкого купола. Черный великан буквально светился изнутри из-за зарева многочисленных вспышек молний, его раскатистый хохот был подобен грому, из-за колоссальной освободившейся энергии по фонтану гуляли вихри электричества, пол и стены тряслись.