Людей в обеденной осталось совсем мало. Нажравшиеся халявным угощением местные давно разбрелись, унося с собой изрядно похудевшие кошельки и переполненные обещаниями и заверениями дружбы головы. В стремительно выстужающемся под натиском полуночного холода зале остались лишь самые пьяные и стойкие, но и они постепенно рассасывались по комнатам, выбирая себе место для ночевки подальше от разбитых окон и тарахтящих компрессоров. Пленников не опасались – охраной подвала занимались наемники и самые проверенные бойцы, до зубов вооруженные самым важным для ночного стражника оружием: костями, пивом, лишними чешуйками и накопившимися за лето историями.
А еще в обеденном зале оставались те, кому все еще что-то нужно было от нового правителя Шалариса. Включая трех капитанов маленькой речной флотилии и ее рыжего владельца.
– … ее любви и добродетели…
Брак давно бы последовал примеру Кандара и уполз ночевать в мастерскую, но в зале его накрепко удерживали три вещи: никак не дающаяся рифма к слову “расхерачило”, обжигающе-горячий вурш прямиком из недр местной кладовки… И слова бухого друга, упорно не желающие улетучиваться из головы. Те самые, про доверие.
– …приятно видеть в этот прекрасный… Гхм. В эту чудесную ночь столь благородного…
Брак ведь сам вызвался помочь. Раскон всего лишь спросил, можно ли заставить уснуть скрапперы в большом доме. Сделать это так, чтобы никто до последнего момента не начал ничего подозревать. Не уточняя, когда случится этот самый последний момент. Уже зная теперь, в чем состоял план фальдийца, механик понимал, что тот попросту перестраховался. Дом захватили бы и без помощи калеки, и хотя вовремя взорвавшийся скраппер не дал пролиться лишней крови… Результат все равно был предопределен.
И тем не менее, Брак вызвался помочь. Даже плату заранее не оговорил. Из чистого любопытства, желая своими глазами увидеть то, чему фальдиец учил его последний месяц. А Раскон воспринял его помощь как само собой разумеющееся, не задавая лишних вопросов. Просто кивнул и прогудел: “Делай”. Допустил за стол с Сонатаром, прекрасно зная, что всего пара неосторожных слов – и все покатится к шаргу. Хотя, может быть именно поэтому рыжий не взял с собой более опытного Кандара?
– ...не силен в поздравлениях, да и подарков подходящих случаю у меня нет…
Но плана целиком Брак все равно не знал. Да и вряд ли из присутствующих в доме хоть кто-то был посвящен в него полностью. Держать рот накрепко сведенным и вовремя ударить по голове стоящего рядом стражника – дело нехитрое. От исполнителя не требуется ничего, кроме готовности следовать приказам. Другое дело – сидящий в кресле здоровяк, блаженно щурящийся под густым потоком меда, расточаемым фальдийцем. Он целый месяц торчал в Шаларисе, действуя исключительно на свой страх и риск, всего лишь с горсткой верных людей и наемников… И он сумел взрыхлить, возделать и засадить почву настолько хорошо, что Раскону оставалось лишь подойти и сорвать созревший плод. Это впечатляло.
– На моей родине принято считать, что мальчик становится мужем лишь в тот момент, когда ему вручают первое оружие. Будь то весы, если юноша изберет благородную стезю торговли, или перо, выбери он путь мудрого управляющего. Хорпа в руках музыканта, гогглы механика, компас моряка. Или клинок, если впереди лежит дорога крови, боли и величия. Любой ребенок может пойти в лавку и купить себе инструмент по душе. Но бремя настоящего выбора, того самого первого подарка… Оно всегда лежит на самых близких людях – семье и друзьях. И лишь оно определяет стезю, по которой отправится возмужавший юноша.
Юноша? Услышанное неожиданно царапнуло задумавшегося над страницей Брака, вынуждая его поднять голову и пристальнее взглянуть на Раготара. Благо тот, проникнувшись пафосом и торжественностью речи, соблаговолил подняться из кресла и встать напротив фальдийца, позволяя хорошо себя рассмотреть. Его неизменная белозубая улыбка исчезла с лица, сменившись выражением напряженной сосредоточенности, крепко сжатыми губами и упрямо вскинутым подбородком.
Высокий, на полголовы выше Раскона, новоявленный правитель Шалариса смотрел на поздравителя сверху вниз. Он выглядел практически полной копией запертого в подвале Сонатара – такая же грива волос, густая борода, лохматые усы, кустистые брови. Похожий меховой плащ, одежда, такая же величественная стать, голос и манера разговора. Даже ладони, широкие как лопаты, сейчас сжатые в устрашающего размера кулаки… Когда отец и его новоявленный сын встретились на полпути между храмовой площадью и развороченным поместьем, когда крепко сжимали друг друга в достойных шатуна объятьях, ни у кого не возникло сомнений в том, что они родственники. И Тогвий действительно явил свою волю, остановив бессмысленное кровопролитие.
– Семью ты сегодня уже нашел. И пусть твой отец не может, да и навряд ли когда-либо захочет поздравить тебя, я беру на себя смелость совершить за него то, что позволено у меня на родине немногим.