Фальшь истины

– Но не прямо сейчас, – помог Митя, и вдруг почувствовал облегчение: «А оно мне надо?!» Так говорила Дайна

И тут Марина очнулась и заговорила так быстро, что это слегка напугало его:

– Почему же? Можно и сейчас. Если вас, конечно, не пугает беспорядок.

Он уныло отозвался:

– Видели бы вы мою комнату!

– Не думаю, что когда-нибудь увижу ее, – на секунду ее лицо снова окаменело.

«А с ней с тоски можно сдохнуть! Ну, такой серьез…» – ему захотелось убежать подальше, нырнуть с головой в знакомые улочки и глотнуть воздуха только у дома Дайны. Там особый воздух…

Вздохнуть при ней глубже положенного было немыслимо. Отвернувшись, Митя широко распахнул дверь – словно подъезд темным ртом вздохнул вместо него.

– Как знать, – отозвался он безрадостно. – Ну, вперед! Вашим соседкам уже хватило времени изучить меня вдоль и поперек. В случае, если этим вечером я придушу вас, они прорисуют мой словесный портрет до последней черточки.

– А вы собираетесь меня придушить? О, сделайте одолжение!

– Как говаривал Остап Бендер…

Марина быстро оглянулась с высоты первой площадки: лицо ее исказилось отвращением:

– Не упоминайте при мне эту пошлятину!

– Это пошлятина?! Да ведь это…

– Не смейте!

– Ну, ладно, не вскипайте… – его взгляд уперся в покрасневший мысик кожи в вырезе ее платья – коричневого, нелепого для веселого летнего дня. Даже представить Дайну в таком было немыслимо…

Марина уже повернула ключ, резко, будто прогоняла, толкнула дверь. «В грудь, как соперницу», – почему-то подумалось Мите. Сумев не отшатнуться от духа затхлости, он с сомнением припомнил: еще в четверг этого запаха не было, он не мог не уловить его. Жизнь ушла из этого дома вместе с Олеськой? Дайна унесла ее с собой… И отвращение при мысли, что придется войти в это убежище тоски, сменилось жалостью: «А ведь она тут останется…»

– Не разувайтесь, – предупредила Марина. – Я уже три дня не мыла пол.

«Как после чьего-то отъезда, – едва не сказал он. – А ведь и впрямь… Но так поступают, чтобы дорога была легкой. А в такое великодушие что-то не верится… Она лишила Дайну жизни, как об этом забудешь?»

Митя выдавил из себя радость – самому показалось: деланную настолько, что кожу закололо мелкими иголками стыда.

– Тем лучше! А то вдруг носки драные?

Ее взгляд через плечо резанул его скорее упреком, чем сомнением:

– Это у вас-то?

– А что такое со мной? – пробормотал он, не чувствуя особого любопытства.

– Модный мальчик, – Марина хрипло усмехнулась.

Митя впервые подумал вскользь: «Курит? Наверняка. Цветаева же курила».

– Волосы вам парикмахер укладывает или сами маетесь каждое утро?

– Волосы? – вот это его действительно озадачило. Митя даже заглянул в зеркало на дверце платяного шкафа. – Да они сами так растут! С детства торчат, насколько я помню. Хотя и мягкие…

Маринина рука не коснулась, она прямо-таки нахлобучилась на его голову. Он едва не присел, чтобы вывернуться.

– В самом деле, мягкие. Я была уверена, что они чем-то… обрызганы.

– Чем-то? – ее незнание не показалось Мите странным. Такая женщина… Без восхищенной интонации.