Фальшивомонетчики. Экономическая диверсия нацистской Германии. Операция «Бернхард» 1941-1945

Снова потянулись часы утомительного ожидания. На этот раз чувство беспокойства охватило и Венгера, и всех заключенных, которые ожидали приказа, что делать дальше. Вдруг раздался телефонный звонок. Крюгер схватил трубку, надеясь, что звонит Шуман, который сейчас сообщит, что все в порядке.

— Да, я понял, вы — те люди, которых направили в Тегель. Когда вы там будете?

— Нам нет никакого смысла туда ехать, — ответил несколько искаженный телефоном голос. — Мы только что разговаривали с фрау Шуман. Она не видела мужа уже несколько дней и не имеет представления, где он может находиться.

В отчаянии Крюгер бросил трубку. Он потерял последнюю надежду. Обращаясь к самому себе, он пробормотал:

— Где же может быть мужчина, если не у себя дома?

Внимательно прислушивавшийся к его словам Гютиг быстро выпалил:

— У одной куколки, а может, и у другой, если только он не на пирушке.

Остальные быстро заставили его замолчать: ведь если назначат нового, более строгого охранника, им придется распрощаться с относительно вольным житьем.

Крюгер прождал в лагере еще несколько часов, пока не почувствовал, что больше ему нечего ждать. Он решил, что лучше поедет домой к семье и по телефону доложит обо всем своему непосредственному начальнику оберштурмбаннфюреру Дорнеру. Когда над огороженным забором с колючей проволокой блоком № 19 взошло солнце, Крюгер сел в машину и отправился обратно в Берлин.

Примерно через полчаса в лагере появился Шуман. Он все еще был наполовину пьян, в испачканной одежде и пребывал в воспоминаниях о прекрасно проведенной ночи.

— Ну что за женщина эта рыжая! — восклицал он.

Потом, взгромоздившись на мягкий стул, Шуман принялся во всех подробностях живописать ее прелести и любовный темперамент. Заключенные молча слушали длинный путаный рассказ о похождениях Шумана, пока он, наконец, не понял, что постепенно теряет их внимание.

— Я не забыл о вас, мои друзья, — сказал он в завершение, полез в объемистый пакет, откуда извлек три бутылки вина и несколько пачек сигарет. — Нет, я совсем не забыл про вас, мои дорогие, — улыбнулся он. Потрясая подарками, Шуман ухмыльнулся и прокричал: — Это вам! Желаю вам хорошо повеселиться сегодня вечером!

О клише не было сказано ни слова, как будто они были не имеющими значения пустяками.

Через час после возвращения припозднившегося Шумана к блоку № 19 подъехали Крюгер и Дорнер в сопровождении подразделения охраны. Четырех солдат они оставили снаружи, а сами направились в помещение, откуда доносился громкий храп Шумана и Венгера.

— Вы, идиоты! — закричал Дорнер. — И у вас хватает совести носить мундиры? Вы хоть понимаете, что натворили? Вы понимаете, что теперь с вами будет?

Шуман в ответ пытался промямлить что-то в свое оправдание.

— Мне это неинтересно! — продолжал кричать Дорнер. Потом он вызвал охрану и приказал: — Взять обоих!

В это время Крюгер осмотрел пластины. Случилось то, чего он так опасался: упаковку раскрывали, а потом небрежно закрыли снова. Было очевидно, что о существовании клише узнал кто-то, кому совсем не следовало знать это. Он доложил об этом Дорнеру, а потом отдал распоряжение начать печатать банкноты, которых так ждал Шелленберг.

Шумана и Венгера под конвоем отправили из блока № 19 в камеры одиночного заключения. Пластины пустили в дело. Одновременно началось дознание о том, кто мог их видеть. Через день отыскали и задержали рыжеволосую подружку Шумана. Она призналась, что видела пластины, но не смогла понять, что это такое. Через два дня бывшие охранники блока предстали перед специальным судом СС. Шуман пытался защищаться, но показания женщины не оставили камня на камне от этих попыток. Через час был оглашен приговор: смертная казнь для Шумана и пятнадцать лет принудительных работ для Венгера за преступную халатность при выполнении служебных обязанностей. Женщину-свидетельницу после судебного процесса сразу же арестовали и поместили в концентрационный лагерь: ей нельзя было позволить вернуться к нормальной жизни после того, как благодаря своему хвастливому любовнику ей стал известен секрет государственной важности.

Надеждам Крюгера на то, что теперь-то все должно было нормализоваться, не суждено было сбыться. Через несколько дней поступил телефонный звонок из Заксенхаузена, и ему сообщили, что пятидесятифунтовые купюры готовы. Он поздравил всех с успехом и тут же был огорошен очередной неприятной новостью: «Пропал двадцать один банкнот. Они должны были пройти процесс „старения“, но никто не может найти их».