Утром Кристофер нарядился (зеленые носки давно преданы огню, на каблуках новые набойки), взял связку ключей, дошел до бульвара и спрятался в телефонной будке. К счастью, никто не мешал: прохожим казалось, что молодой человек бросает в аппарат монеты и тщетно пытается кому-то дозвониться, плут, однако, одним глазом посматривал на дверь на другой стороне бульвара. Было без пятнадцати девять, прохожие неслись на всех парах, в девять начиналась служба в канцеляриях и бюро, и Трампедаху пора было поторапливаться. И вот он идет: по-стариковски аккуратный, шток с серебряным набалдашником в правой руке, толстый портфель — в левой. На мгновение остановился, зацепил шток за карман пальто, вынул часы, удивился и поспешным шагом направился в сторону Верманского парка. Почти тотчас же вышел Антон с рыночной сумой. Ну! Такого везения Кристофер не ожидал, будьте благословенны все добрые духи. Теперь можно пройти через черный ход — горничная явится только после обеда,— а затем темным коридором, никто не заметит.
Кристофер, как вор, прокрадывается на третий этаж отпирает дверь и, затаив дыхание, прислушивается... Тишина. Лишь сердце ужасно колотится: от счастья, что увидит Маргариту, и от волнения — как-никак вломился в чужой дом... В ванной кто-то включил душ, слышите легкий плеск... Это она... Кристофер кошачьим шагом пробегает коридор, легонько нажимает на дверную ручку дверь подается — да, комната пуста... Тахта с отброшенным одеялом янтарного цвета, снежноподобными перинами и простынями. На спинку стула накинуты какие-то одежки. «Только что встала,— проносится в голове у Кристофера.— Вероятно, ждала, пока гадкий гомункул уберется?»
Юноша припадает к золотистому одеялу, целует раскинутые одежды — в них тепло её плоти, отпечаток е тела. Подняв глаза, Кристофер замечает на стене блестящий Тимуров кинжальчик — коковяку, как однажды он назвал его (госпожа тогда долго смеялась). Коковяка обвита засохшими розами. Не исключено, теми самыми которые он послал вместе с серебряным пятилатовиком Кристофер осторожно снимает кинжальчик со стены и разглядывает: острый как бритва — почему Маргарита держит над самой постелью такое опасное оружие? Он едва успевает повесить ножик на место, как сзади с скрипом открывается дверь. Накинув на плечи купальный халат, входит Маргарита, от неожиданности вскрикивая и замирает на месте.
— Кристофер,— шепчет она.— Кристофер!
Госпожа не знает за что взяться.
— Как я выгляжу! — говорит она, кутаясь в свою роскошную накидку с пестрыми отворотами и манжетами и тщетно пытаясь прикрыть грудь,— О боже, да не смотрите вы! (На ногах у нее серебряные туфельки.)
— Мы были на «ты»,— говорит Кристофер.
— Да, конечно... Но именно поэтому тебе нельзя смотреть,— сердится Маргарита.
— Ты прекрасна, как мечта,— говорит Кристофер (звучит высокопарно, чувствует он и заливается краской) .— Я не могу сейчас найти точных слов, но я тебя обожаю (исправляет он свою оплошность)... Я вскарабкался по водосточной трубе и пролез к тебе через форточку (мальчишке мало взлома, хочет поразить её чем-то большим).
— Сумасшедший! —дрожащим голосом прерывает его Маргарита (она раздосадована, купальный халат слишком короток: не прикрывает белые колени).
Кристофер застыл в блаженстве и смотрит.
— Не подходи! — кричит Маргарита.— Останься там же, где стоишь, я прошу, не подходи!
Но Кристофер не слушает, он уже возле нее. Глаза Маргариты широко распахнуты, зрачки потемнели, лицо бледное-бледное. Хорошо видны мелкие морщинки над переносицей и в уголках рта. Лишь губы горят, яркокрасные, чуть вытянутые, соблазнительные. Когда Кристофер дотрагивается до них, он чувствует, что госпожа дрожит.
— Ты так побледнела...— шепчет юноша.— Что с тобой?
Он нежно гладит её лицо.
— Ты меня увидел такой, какой я не хотела тебе показаться. Некрасивой, больной, старой... Теперь можешь идти... Ты свободен,— глухим голосом говорит Маргарита.
— Нет! Для меня ты самая красивая, самая лучшая, самая благородная... Никуда я не уйду. Не смотри так, будто я причинил тебе зло. Без тебя я не могу. Будь моей!
— Ну тогда тебе самому за все отвечать,— говорит Маргарита, скидывая халат.— Бери меня! Это принесет мне смерть.
Обезумев, Кристофер поднимает Маргариту своими сильными руками и опускает на золотистое одеяло, целует и гладит нежную грудь, плечи. Милая, единственная!
Маргарита гибка, как змея, она умеет дарить ласку Кристофер совсем неопытный юнец, ему бы ликовать, а у него от счастья на глазах выступают слезы, э дурень!
На бульваре звенит трамвай... Госпожа лежит с крытыми глазами, Кристофер вытянул руку, а светлая головка Маргариты покоится у него на плече. Время времени с её уст срывается стон, Кристофер просит, чтобы она так не делала — ему страшно слушать.
— Этот день будет для меня роковым,— влажным голосом отвечает госпожа, и её начинает душить хриплый кашель. Кристофер обнимает ее, целует, но приступ не унимается... Когда наконец Маргарите удается совладать с кашлем, она говорит:
— Со мной гораздо хуже, чем вы все представляете. Мои легкие как сито.