Все получилось на славу. Маргарита превозносила potage до небес, бульон из бычьих хвостов она вкушала первый раз в жизни, а бризоль уже не лезла ей в горло, однако на столе еще ожидали своей очереди ореховый торт, фрукты, кофе и французский коньяк. За обедом, само собой разумеется, сидели только Маргарита и господин Амбрерод. Кристофер Марлов и Антон перекусили на кухне, в то время как горничная не удостоилась даже такой чести, она свою тарелочку супа опустошила в девичьей. В этом доме господствовали феодальные нравы: в восьми комнатах обитали три разных сословия.
За столом обслуживал Антон, а коньяк разливал сам импресарио.
«Ну почему он все время усмехается,— недоумевает поэтесса.— Может, я что-то неправильно делаю? О мадонна, какой вилкой и каким ножом едят бризоль? А для чего поставлены эти маленькие хрустальные блюдца?»
— Нет, теперь мне действительно хватит,— говорит Маргарита.— Вы меня перекормите, я лопну. Разве что выпью чашечку крепкого черного кофе. Могу я попросить сигарету?
Выяснилось, что никто из мужчин не курит. Снова поднялся переполох, снова погнали Антона к Дашкову за английскими сигаретами.
— Застольную музыку! — спохватившись, кричит в отчаянии Амбрерод.— Пока принесут сигареты и мы продолжим трапезу, играйте что-нибудь, Кристофер, дорогой, бога ради, играйте!
Марлов не заставляет себя долго просить. Ему давно не терпится коснуться клавишей новенького инструмента фирмы «Циммерманн», до того соблазнительно они белеют, отражаясь в полированной крышке. Кристофер садится, задумывается и, смотря на Маргариту жуликоватыми глазами, говорит:
— Уважаемая поэтесса, я сыграю вам музыку, которую Бетховен посвятил женщине, своей Unsterbliche GeJiebte, Соната-фантазия, опус 27, № 2, до диез минор, стало быть, розового цвета. Слушайте внимательно!
— Моя бессмертная возлюбленная! — в упоении бормочет Амбрерод.— Моя божественная возлюбленная с маковыми лепестками...
И Кристофер начинает сонату, столь сильно отличающуюся от прочих сонат Бетховена. Это нежная, полуфантастическая, полуреальная и, по словам самого автора, «очень деликатно исполняемая музыка». Кристофер знает её наизусть. Первая часть по технике исполнения довольно легка, зато третья — финал — твердый орешек, развернутое развитие сонатного аллегро требует не только проникновения, но и художественной выдержки, стоит лишь на мгновение отвлечься, снебрежничать, и нить утеряна.
Инструмент хрустально чист, с гудящими басовыми сутугами, верхний регистр звучит почти как у челесты. Особенно внятно удается выделить певучую тему первой части: триоли сопровождения проигрываются настолько легко, что появляется почти неуловимый второй гармоничный план.
Кристофер забывает все: и себя, и Маргариту, и Амбрерода, и поваренные книги, и безработных: он исполняет бетховенский гимн женщине. Ни одной циничной ноты! Только тут и выясняется, что налет бравады и нигилизма на душе Кристофера совсем-совсем тонок, и кто знает, есть ли он вообще?
Когда музыка затихает, все молчат. Молчит и Амбрерод. Похоже, что он напуган.
— Кто была в самом деле эта Unsterbliche Geliebte? — спрашивает Маргарита, закуривая сигарету, которую ей принес услужливый Антон.
— Бетховен посвятил сонату Джульетте Гвичарди, легкомысленной и заносчивой даме, но исследователи полагают, будто бессмертная была совсем другая... Если вас интересует мое личное мнение, то я убежден, что «бессмертная» — вымышленный образ гениального композитора,— говорит Марлов.
— Вряд ли поэтессе интересно ваше личное мнение, ворчит магистр.
— Разве можно влюбиться в вымышленный образ? — смеется Маргарита.
— Господи, и еще как! — вздыхает Амбрерод.— Спер-; ва я вас выдумал, затем увидел и только после этого полюбил.
— Вы играете потрясающе,— говорит Маргарита.— Если так же хорошо и пишете, то мне бы хотелось познакомиться с вашими произведениями. (Откуда у него этот шрам? След рапиры, дуэли?)
— Его произведения — вон, на столе: телячья бризоль,\ можете познакомиться на месте. Лишь испанский соус; не оригинален. В будущем из вас, господин Марлов, вый дет отменный повар,— говорит Амбрерод, поднимая рюмку коньяка.— Выпьем за бессмертную возлюбленную с маковыми лепестками...
— Пусть и Марлов выпьет, тогда я согласна,— говорит Маргарита.— Это была Лунная соната?
— Да,— отвечает Кристофер, налив себе изрядный глоток коньяка,— так её называют другие, не Бетховен... Композитор эту сонату сочинил у Фирвальд штатского озера летней ночью, поэтому людишки, обделенные вкусом, приписали первой части луну, а второй — танцы эльфов. Им во что бы то ни стало хотелось укоротить Бетховена (неудобно как-то с великаном!), чтобы можно было погадать, посплетничать: Миньона законное дитя гения или нет... Ваше лицо, госпожа Маргарита, очень похоже на лицо черной Мери из Челси; да будет земля ей пухом, подымем кубки за тех, кого благополучно вытаскивают на берег.., Прозит, моя новая повелительница, да не покинет вас мадонна Боттичелли!