Фанаты. Сберегая счастье

Наливает чай, ставит чашку и уходит в спальню, оставляя мужиков обсуждать их очень важные вопросы. В спальне машинально начинает наводить порядок: застилает кровать, уносит в стирку вчерашнюю футболку Всеволода Алексеевича, оставшуюся на стуле, вытирает пыль со всех поверхностей — ежедневный ритуал, который она старается выполнять хотя бы в спальне. Кстати, нужно проследить, чтобы Всеволод Алексеевич не надышался строительной пылью, если Виталику всё же придётся сверлить стены. Сашка искренне надеется, что не придётся, но проследить всё равно надо.

Она как раз заканчивает уборку, когда в спальне появляется Всеволод Алексеевич. В руках у него её тарелка с кашей и кружка с чаем.

— Что за новости, Александра Николаевна?

Он ставит посуду на тумбочку, даже не позаботившись о подставке. Ну да, ещё бы он мебель берёг, конечно. А между тем каша явно горячая, пар идёт. В микроволновке разогрел?

— Меня ты, значит, ругаешь, если я вовремя не поем, а сама что творишь? Куда ты убежала? Так срочно потребовалось пыль вытереть? Ешь немедленно.

— Всеволод Алексеевич, меня тошнит.

— И я даже знаю, от кого. Саша, ну что за детский сад? Ты как из леса, честное слово. Будешь теперь от него по углам прятаться? В собственном доме?

— Я просто хочу, чтобы он быстрее сделал работу и убрался отсюда. И я терпеть не могу запах яичницы.

Сашка ещё слабо возражает, но кашу уже ест. Зря он её грел, что ли?

— И вообще, что у нас за стол заказов открылся? Может, мне ему меню написать? Борзый какой-то племянничек.

— Саш, тебе пять яиц жалко, что ли? — Всеволод Алексеевич укоризненно смотрит поверх очков. — Он, между прочим, уже переоделся и пошёл в щитке разбираться. Сказал, за несколько дней управится.

— Переоделся?

— Ну да, у него специальная рабочая форма. С поясом, куда всякие инструменты крепятся. Серьёзный подход у парня. А ты ворчишь.

Сашка теоретически понимает, что ей должно быть стыдно, но поделать с собой ничего не может. Виталик бесит. Но озвучить эту мысль она не успевает, потому что Всеволод Алексеевич предлагает прогуляться. Заодно дойти до строительного магазина, купить розетки и провода.

— А Виталика одного оставим? Чужого человека в своём доме?

— Саша! Ну ты иди ещё вилки пересчитай! Он племянник дяди Коли, ты забыла?

— Ну да. Поэтому на вилки не позарится. Ложки сопрёт.

— Саша!

— Всё, одеваюсь я, Всеволод Алексеевич. Одеваюсь.

* * *

Поход в строительный магазин приводит Сашку в самое благостное расположение духа. Мало того, что прогулка со Всеволодом Алексеевичем само по себе приятное событие, так ещё и выяснилось, что можно сделать внешнюю проводку в ретро-стиле. Сашка как увидела в магазине витые провода и фарфоровые розетки, так сразу прилипла к витрине. Всеволод Алексеевич заметил, заинтересовался, подошёл поближе.

— Такие хочешь?

— Да! Правда же красивые? И не придётся обои переклеивать, грязь разводить. Вам строительной пылью дышать точно не стоит.

Всеволод Алексеевич как-то странно хмыкает и лезет в портмоне за карточкой.

— Что? Я не права? Вам не нравятся?

— Очень нравятся, Саш. Такие в моём детстве были. В деревянном доме, где я родился.

— Так уж и такие. Фарфоровые, ага.

— Ну, может быть попроще, но смысл тот же самый. А сейчас повторяют то, что было сто лет назад изобретено, и преподносят как эксклюзив.

Сашка смущается.

— Очень дорого, да? Но если учесть, что мы сэкономим на ремонте…

— Нет, — Всеволод Алексеевич смеётся. — Меня просто забавляет твоя страсть ко всему, что со словом «ретро». Начиная с розеток и заканчивая мной.

Тут и Сашка начинает смеяться. Продавец смотрит на них как на умалишённых, недоумевая, что весёлого можно в строительном магазине найти. И когда они со Всеволодом Алексеевичем выходят, нагруженные розетками, выключателями и проводами, Сашка почти счастлива. Ну а что ей нужно? Сокровище хорошо себя чувствует, солнышко светит, осень в этом году долгая и тёплая, ещё и без дождей и грязи. Листочки инстаграмно под ногами шуршат, буки все в золоте стоят, правда, перемежаясь зелёными пальмами. Красота же…

— Кофе не хватает, — вдруг говорит Всеволод Алексеевич. — Или глинтвейна. В бумажных стаканчиках. С тёткой такой зелёной.

— Старбакс, что ли? Господи, вы откуда про него знаете?

— Сашенька, я много чего знаю. Я, конечно, ретро, но не динозавр же. В Москве их кофейни на каждом шагу были, девочки из бэка часто там кофе брали, и мне иногда приносили. И булочки всякие, тортики.

Сашка тяжко вздыхает, потому что хорошо представляет количество сахара в выпечке Старбакса. И кофе у них вечно кисло-горький, так что без десяти ложек сахара пить невозможно.

— А осенью у них тыквенный латте дают, — продолжает Всеволод Алексеевич. — Пряно-тыквенный, со специями всякими.

— Я поняла, поняла. Пойдёмте!

И знал же, когда речь завести, как раз перед поворотом к кофейне. Сашка тактично не напоминает, что примерно год назад они там были, и Всеволод Алексеевич тогда смертельно обиделся, что для него не нашлось подходящего десерта. Но кофе-то можно, и сахар можно попросить не добавлять. Хочется ему горькую бурду пить — пожалуйста, Сашка поддержит.