Фанфан и Дюбарри

Так ошибались ли мы, если ещё при его отъезде из Бордо два дня назад заметили, что судьба готовит ему новые сюрпризы и что его ждет новая жизнь?

Нет! Мы не ошибались, ибо эта жизнь вот-вот призовет его!

***

Дня через три часов в одиннадцать Тюльпан сидел за столиком в саду у Баттендье, греясь на апрельском солнышке и штудируя договор, который заключили компаньоны Оливье — Рекюль де Бисмарин и Рембо. Обдумывая некоторые положения договора, он должен был признать, что Оливье Баттендье — человек и вправду очень ловкий. Время от времени подняв глаза от договора, следил, как играют его сыновья — няня усадила их на покрывало посреди лужайки. Мэтью пошел уже шестой месяц, а Жозефу-Луи скоро должно было исполниться три года. Первый как раз набил рот глиной, которую наковырял в траве, а второй периодически лупил его кулаком по голове, удивляясь, что Мэтью не отвечает на вопросы. Но все было в порядке, оба мальчика вполне здоровы и в прекрасном настроении.

Няня — красивая деревенская девушка — как раз пришла кормить Мэтью, и Жозеф-Луи отчаянно разревелся, когда та не дала ему вторую грудь.

— Послушай, ты уже большой! — сказал ему Тюльпан. — Я принесу тебе из кухни молока!

— Коровьего? — спросил Жозеф-Луи.

— Да!

— Я не люблю коровье!

— Я тоже буду пить его, увидишь, — терпеливо пообещал ему Тюльпан как любящий отец, хотя официально им и не был — но он любил обоих мальчиков одинаково.

Подойдя к мраморной лестнице, Тюльпан поднял голову. Оливье Баттендье стоял в своей комнате у окна, и Тюльпан кивнул ему — мол, ничего не поделаешь!

"— Похоже, он все-таки сдастся!", — подумал он, входя в кухню, где, по счастью, никого не было. Да, Тюльпан был уверен, что Оливье сдастся, потому что не выдержит больше сидения взаперти. Ведь он торчал в своей комнате с того самого утра, когда они вернулись из поездки. С одной стороны, это было удобно, но с другой — просто непереносимо — атмосфера в доме была чертовски накалена! И не осталось ни следа от той спокойной, умиротворенной жизни, о которой мечтал Тюльпан!

Он уже собирался уйти из кухни с молоком, когда вдруг за его спиной открылись двери. Остановился — ибо от открывшихся дверей тянуло напряженной тишиной. Тюльпан весь сжался, ожидая бури, и сожалея, что не успел вовремя скрыться под защиту няни, при которой никто устраивать сцены не отваживался.

— Кто там? — спросил он, не оборачиваясь, словно собираясь играть в жмурки и тем разоружить открывшего двери — Аврору или Дебору, обеих он теперь боялся одинаково! Была это Дебора, Тюльпан, пожав плечами, сел в ожидании, когда она взорвется — не меньше чем в двадцатый раз по возвращению их из Испании!

И Дебора действительно взорвалась.

— Ну так что? Ты мне так и не собираешься объяснить? Скажешь наконец, где шлялись вы четыре дня и почему ни слова не сказали?

— Это была деловая поездка, и у Оливье есть обоснованные причины молчать. А я ему поклялся тайну эту оставить при себе! Сколько можно повторять! Спрашивай у Оливье! Если кто тебе и скажет, так это он, не я! И, помолчав, добавил: — Это на самом деле была деловая поездка…и историческая в то же время! — многозначительно подняв при этом палец.

— Ну да, и деловая, и историческая, из которой вы вернулись в стельку пьяные и надушенные — не продохнуть! Аврора совершенно четко узнала духи Мими Першерон из заведения "Гранд Сабретаж"! Так что признавайся, валялись там со шлюхами?!

— Но только пару часов, правда, ведь мы вернулись в Бордо глубокой ночью и не хотели вас будить. Вот и зашли пропустить по стаканчику, что такого!

В действительности стаканчиков было не меньше дюжины — и не только стаканчиков! Ведь Оливье хотел отпраздновать успех исторической сделки в своем любимом заведении, и в результате они с Тюльпаном заявились домой пьяные, как сапожники, едва держась на ногах, ещё и распевая неприличные песни! Тогда-то все и началось! Четырехдневное ожидание в неизвестности и их скандальное возвращение распалило сестер до предела. Оба вернувшихся супруга отправились спать одни, но получив до этого свое! Взбешенная от ревности Аврора так тузила Тюльпана, что пришлось вмешаться Деборе:

— Да не того, Аврора! Этот мой, милая сестрица! Займись-ка лучше своим!

Но Аврора, выйдя из себя, не унималась — даже рискуя разрушить отношения между семьями, выдав свою интимную связь с Фанфаном:

— Ты что, не чувствуешь, что он спал с Мими Першерон?

— Да, чувствую, но твой нос мне для этого не нужен!

Аврора, не имея официального права как следует задать Тюльпану, излить на нем всю свою злость, которую пробудила в ней оправданная ревность, переключилась на Оливье, и раз его вина была в том, что Тюльпан так низко пал не с ней, для начала разбила об его голову большую вазу, а потом заперла в комнате, где тот и сидел уже три дня на хлебе и воде!