— Ого-го! — гомонили зеваки — Это же монстр! Он же мог и купальщика заглотить! А мы и не знали! Это ж надо?! Ты посмотри, какое чудище! Неужели здешний?! Быть не может, чтобы здесь такие здоровые водились!!!
— А чего вы хотите! — со счастливым видом знатока объяснял Алан. — Сомы и по триста кило, и по полтонны могут вырастать. Наш по сравнению с прежними — ещё недомерок! Такие бывали сомы в девятнадцатом веке! Телят с водопоя на дно утаскивали!
— А пасть-то, пасть-то, глянь! Как пещера! И какие все-таки зубешки мерзкие — маленькие, кривенькие…
— Зато смотри сколько! Наверное, с тысячу!
Пришел почему-то грустный завхоз.
— Ваша утка отомщена! — помпезно заявил ему Лека.
— Зря Вы так… — поморщился, словно от больного зуба, завхоз, единственный, кто не оценил рыбацкого подвига. — Он тут наверное, лет сто жил… Людей к нам заманивал… Без него все хозяйство в Кувшинке загнется…
«Все, к чему ты прикасаешься, обращается или в смерть или в говно!» — великий афоризм бывшей жены Алика. Как не крути — женщину не обманешь…
С того самого дня, как убили Силуруса, дела в Кувшинке пошли не ахти. Вначале какие-то эпидемии, типа сальмонеллеза, нанесли первый удар по привлекательности пансионата. Потом, в начале девяностых, он разорился, был несколько раз перекуплен, а в итоге сгорел.
Старого шашлычника Гурама у развилки дорог, открывшего свой кооператив при Горбачеве, в 1992 году убили рэкетиры. Завхоз спился и повесился на бельевом складе. Завсегдатай «Кувшинки» Алан погиб на горячей иракской земле непонятно за что и зачем, и стал резиновой маской в западных супермаркетах. Там, где болтаются на крючках все великие или отвратительные люди. Пустые и искусственные лики, словно снятые скальпы — Горбачева и Черчилля, Буша и Саддама, Джека Потрошителя и Алана — они висят в назидание современникам и потомкам, как прикрытие для новых грабителей и маньяков…
Получается, что в соответствии с социальной алгеброй Светланы Мезенцовой, Кувшинка вначале превратилась в говно (когда стали её перепродавать, обогащая спекулянтов), а потом и в смерть. Оказывается, Мезенцов обладал волшебной способностью преодолеть последнее «или-или», и совершить Гиннеса достойный рекорд совмещения говна со смертью.
Это очень много значило, граничило с чудом, потому что говно, как философская категория, всегда было живо, до омерзения живенько, и могло атрибутировать только живую жизнь живчиков.
Кончится ли когда-нибудь эта «Ностальжи»?!
Сигарета дотлела в пальцах до середины. Руки у Мезенцова по-прежнему твердые, не дрожат: длинный пепельный столбец нарастает в длину — но пока держится, не осыпаясь…
Сигарета, к которой Мидас-Мезенцов прикасался, никогда не превращалась в говно. Наверное, оттого, что Виталий Николаевич курил только дорогие сигареты. Но она исправно, трубочка за трубочкой, отправлялась в смерть, усыпая пеплом берега Стикса и обдавая ароматами дорогого табака старика-Харона.
Дождь, дождь над Берлином, тучи заволокли все небо тевтонской берлоги. Если Лека идет пешком, то наверняка весь промокнет. Или такси возьмет? Нет, он жмот, он, небось, сядет на трамвай, а потом по мальчишески побежит от остановки, прикрывая голову задранным пиджаком…
«Des berlinen kaint» «И снова о русской мафии…»
Вчера, в берлинском ресторане «Гроссэгер» произошла очередная кровавая драма, связанная с разборками преступников из России. Неизвестный в резиновой маске в упор расстрелял за столиком известного русского предпринимателя Олега Горелова и крупного московского чиновника Виталия Мезенцова.
Причины такого драматического события в настоящее время выясняются полицией, но представители общественности Берлина в один голос заявляют: русской мафии, сделавшей всех заложниками в своих игрищах, пора жестко и решительно положить конец!
Российское посольство устранилось от комментариев инцидента в «Гроссэгере». Очевидно, какая-то группировка русской преступности была недовольна распределением преимущественных квот по рыболовству в русских территориальных водах, и устранила сразу как источник, так и получателя квот. Почему и с какой целью Виталий Мезенцов и Олег Горелов приехали в Берлин и как они были заманены в «Гроссэгер», также отсается неизвестным.
В этот последний миг, за секунду до смерти, он не поверил своим глазам: к их столику приближался третий, тот, кого они с Лекой собрались тут поминать! К ним по ресторанному залу приближался Алан Голубцов…
Только когда в неестественно замедленном режиме «Алан» поднял руку, и в ней засквозила черная дыра пистолетного ствола, Виталий Николаевич понял, что это резиновая американская маска Алана…
Грохот выстрела потряс тихий «Гроссэгер». Люди закричали и грушами повалились под столики. Недожевавший и недоговоривший Лека чуть выпучил глаза, падая, как пьяный, в тарелку простреленной головой. Он так и не успел ничего увидеть, ничего понять.