Фантастический Нью-Йорк: Истории из города, который никогда не спит

– Ну что? – обращаюсь я к зеленой девице, белке-переростку и Костоглоду. – Мы с ней и правда знакомы!

Зеленая девушка протягивает руку, позволяя белке забраться обратно на плечо, и Рожок усаживается к ней на ладонь. Я помнила, что она выглядела маленькой девочкой, а теперь у нее вид подростка. Впрочем, у меня тоже.

Моя реакция девицу не интересует.

– Знаешь эту смертную? – спрашивает она Рожок.

Ее голос звучит по-иному – уже нет той интонации уличной хулиганки. Скорее, он теперь похож на голос моей мамы, когда она спрашивает, сделала ли я домашнее задание по математике. Рожок подпрыгивает.

– Ага. Еще как знаю. Точнее, знала, когда она была маленькой. Теперь она со мной знаться не хочет.

Сперва я чувствую облегчение, но тут зеленая девица буквально пронзает меня взглядом, и мне снова становится не по себе. Я выдавливаю насквозь фальшивую улыбку. Рожок права. Я перестала с ней дружить, чтобы не давать лишнего повода для насмешек Пегги и другим ребятам из школы. Даже Эльфийка, которая терпит многие мои причуды, не любит, когда я рассказываю, как в детстве видела феечек.

– Ну, да. Прости. Мне очень жаль. Я не сомневалась в том, что ты настоящая. Просто надо мной все смеялись, – оправдываюсь я.

Зеленая девушка улыбается, и я не могу не отметить, что улыбка у нее красивая, светлая, будто солнечный блик на глади пруда.

– Толстушка так говорит лишь потому, что боится, как бы я не скормила ее Костоглоду, – замечает она.

Я обмираю. Рожок, которой уже надоело стоять, взлетает и дважды облетает полянку. Затем она снова гудит и дергает меня за волосы, после чего усаживается ко мне на плечо и говорит:

– Она ничего. Мне нравится ее дразнить.

– Так нечестно! – визжит Костоглод.

Зеленая девица разводит руками.

– Таковы правила, – говорит она крысолюду. – Рожок за нее поручилась, так что руки прочь, а то пообломаю. Проваливай, надоел уже.

Костоглод удаляется, бормоча что-то себе под нос и хищно поглядывая на меня через плечо. Я рада, что он уходит. Мама постоянно боялась отпускать меня гулять одну, чтобы я не попалась таким, как он.

Как бы то ни было, от радости я принимаюсь болтать языком.

– Спасибо, Рожок! Огромное спасибо! Я перед тобой в долгу.

– Ага, – отвечает Рожок. – Это точно.

– И передо мной, – вставляет зеленая девушка.

Я не сразу понимаю, к чему она клонит, учитывая, что до появления Рожка она была вполне не прочь позволить Костоглоду со мной поиграть. Да еще и обзывалась по-всякому. С другой стороны, она наверняка какая-то большая шишка в волшебном мире, а сказки учат, что с большими шишками, которые используют птиц вместо заколок, а белок вместо украшений, шутки плохи. Так что я просто пожимаю плечами. Максимально вежливо.

– Думаю, семи месяцев будет достаточно, – рассуждает она. – Петь умеешь? Я в последнее время тащусь по сальсе, но регги, да и джаз тоже сойдут.

У меня отвисает челюсть. Семь месяцев? Она спятила? Родители прибьют меня, если я на семь месяцев пропаду из дома.

– Нет? – голос девушки звучит еще прекраснее, чем прежде. Он журчит, как ручей, шелестит, как листва на ветру. Ее глаза сверкают, как солнечные лучи. Она настолько сногсшибательна, что я пропускаю половину сказанного ей мимо ушей.

– Я не умею петь, – отвечаю я.

– А танцевать?

Я мотаю головой.

– А что тогда ты умеешь?

Что ж, на это я могу ответить.

– Ничего. Пользы от меня никакой. Спросите хоть мою учительницу французского. Или маму.

Прекрасное лицо девушки становится каменным.

– Я только Костоглоду запретила с тобой играть. Но у него куча братьев и сестер – придется тебе их развлекать.

Знаете, как бывает, когда от страха полностью перестаешь соображать? Так и получилось. Вот я ей и говорю:

– Вы сами сказали, что Рожок за меня в ответе. Хватит творить беспредел, пусть вы хоть сама королева фей!

Я чувствую, что тут мне и придет конец, но девица принимается хохотать, как потерпевшая. Она ржет и ржет, а я злюсь и злюсь, не понимая, чего такого смешного сказала. Тут я замечаю, что она становится ниже и шире в плечах, а ее кожа темнеет. На шее у нее появляется шарф, а платье меняется на домашнее, чулки сползают до икр, а в руке откуда ни возьмись возникает сигарета. Наконец она восклицает:

– Королева фей? Бугага! Мать моя женщина! Ну ты и сказанула.

Теперь ее голос звучит, как у какой-нибудь тетушки Иды из Бронкса.

– Королева… слушай, девчуля, мы с тобой больше не в Старом Свете. Мы в Нью-Йорке, – она произносит название города с типичным акцентом, «Ну-Йок». – В Нью-Йорке, С.Ш.А. Откуда тут королевы?

Я чувствую, что вот-вот дойду до ручки. Кто знает, что она еще вытворит? Вдруг превратит меня в голубя или еще что. Надо как-то сдерживаться. В конце концов, я столько лет читала книжки о феях. Сказки, фэнтезийные романы, всякую эзотерику – все, что в руки попадалось. Я в вопросах фей подкована. Буду держать себя в руках – как-нибудь выпутаюсь.

– А-ха-ха, – смеюсь я. – Как бы не так. То-то крысолюд вам по первому слову повиновался. Можете звать себя хоть мэром Центрального парка, но королевой чертовых фей вы от этого быть не перестанете.