Фантазии офисной мышки

— Так что — никак нельзя? — повторил Синицын, который даже не запыхался.

— Никак, — подтвердил строгий Митрич.

— А вот у меня есть сведения, что вы одному гражданину давали эту люльку, — продолжил настырный майор. — И даже сами ее перенесли на новый объект и установили в рабочем положении. А потом забрали ее обратно. И было это всего три дня назад.

— Клевета, — спокойно возразил Митрич. — А вы сами, к примеру, кто будете? Из треста или из строительной инспекции?

— Я сам буду из уголовного розыска, — ответил Синицын и продемонстрировал общественности служебное удостоверение, как и положено, в раскрытом виде, — майор Синицын, отдел по расследованию убийств.

— Матерь божья! — огорчился Митрич. — Неужто того мужика убили? Ну, мы-то уж точно ни при чем!

— Значит, все же был мужик? — оживился майор. — Ну-ка, с этого места поподробнее!

— Ничего не знаю! — опомнился Митрич. — Никакого мужика в глаза не видел! Правда, ребята? — Он повернулся за поддержкой к своему дружному коллективу.

— Конечно! — загалдели строители. — В глаза не видели! Знать не знаем! Не было никакого мужика!

Даже торчащие из мусорного бака ноги Константина Бузыкина задрыгали в такт этому дружному хору.

— Вот, значит, как… — огорчился майор. — Ну что ж… придется, значит, как вы говорили — через трест…

— Чего через трест? — опасливо переспросил Митрич.

— Придется обратиться в трест, так, мол, и так, ваши рабочие в частном порядке предоставили постороннему человеку люльку строительно-монтажную, само собой, за плату… которую, натурально, положили себе в карман…

— Не надо! — прервал майора Митрич. — С трестом — оно и дольше получится, и хлопотнее…

— А еще мне придется проверить вас всех на предмет регистрации… — продолжал майор. — Вот вы — гражданин Молдавии? — Он проницательно взглянул на молодого парня с родинкой и густым, черным как смоль чубом.

— Молдовы… — поправил тот.

— Тем более… а вон этот гражданин — житель Таджикистана… а тот мужик, — Синицын кивнул на торчащие из мусорного бака ноги Бузыкина, — он у меня вообще по злостному хулиганству пойдет… у него ведь уже есть судимость, правда?

— А может, мы с вами договоримся, — заныл Митрич, — оно и быстрее будет, и к взаимной выгоде…

— Может, и договоримся, — сказал покладистый Синицын. — Все будет зависеть от вашей искренности и готовности сотрудничать со следствием…

— Мы… это… всегда готовы! — неохотно выдавил из себя Митрич. — Правда, мужики?

Митрич пользовался в коллективе непререкаемым авторитетом, и в ответ на его слова последовал дружный хор согласия, как перед тем — такой же дружный хор возражений. Даже торчащие из мусорного бака ноги Константина дрыгнули утвердительно.

— Значит, давайте по порядку, — майор Синицын достал из внутреннего кармана пиджака миниатюрный диктофон и поставил его на запись. — Значит, пришел к вам незнакомый человек…

— Ну вот, примерно как ты, — начал Митрич. — Пришел в обед, когда у нас самое настроение культурно отдохнуть. Только он, понятное дело, не с пустыми руками пришел, пива принес двадцать бутылочек… — На этом месте Митрич сделал паузу, чтобы майор мог осознать все моральное превосходство того мужика и собственную низость. — Принес, значит, пивка и сам с нами сел тут, на ящичках. Как человек, с пониманием, — Митрич снова сделал паузу. — Сперва, понятное дело, выпили, а потом перешли к водным процедурам… в том смысле, чтобы поговорить. Ну, он и говорит — так, мол, и так, работает в банке завхозом, тут, неподалеку. И начальник у него оченно суровый. Чуть что не так — вплоть до высшей меры. В смысле, до увольнения. И вот этому начальнику захорошело непременно фасад банка вымыть. То ли у него день рождения, то ли еще какой праздник — но только чтобы непременно завтра все было помыто. Ну, я-то, понятное дело, спрашиваю: мы-то чем конкретно можем помочь? А этот мужик, который завхоз, говорит: дайте, мол, вашу люльку напрокат. На один всего день. А не то выгонит меня начальник без разговоров, а у меня дети малые на руках и мать-старушка…

Митрич глубоко вздохнул и развел руками:

— Ну, виноваты! Пожалели человека! Еще и люльку сами на место установили!

— Что, неужели бесплатно? — недоверчиво осведомился майор.

— Ну, почти даром, — смущенно признался Митрич, но глазки его блудливо забегали. — Ты только, мил человек, в тресте строительном про это не говори!

Он снова тяжело вздохнул и продолжил:

— Вот сколько лет на земле живу, а все никак не поумнею. Знаю, что нельзя людям верить, — он произнес слово «людям» с ударением на второй слог, — а все ж таки верю! Наврал ведь тот мужик!

— Как наврал? — переспросил Синицын. — Неужели денег не дал?

— Ну, это шутишь! — Митрич усмехнулся. — Мы не какие-нибудь всякие, деньги у него вперед потребовали! Это уж как водится! А на другой день мы пришли поглядеть, но он фасад-то и не помыл, маленький только кусочек! И сам больше не появился. Не иначе наврал и про начальника сурового, и про малых детей, и про мать-старушку. Ну, мы, понятное дело, люльку обратно отволокли, но все ж таки обидно! Нельзя людям верить, никак нельзя!