Фантом Я

Я шел к пониманию этого, потому что мне это было необходимо – быть с этим, не быть. Не знаю я, что там было на самом деле. Для того, чтобы дать волю этой необходимости, нужны были безвыходные обстоятельства, и они же, чтобы освободить подсознание. Бог послал мне это освобождение, и мне не нужна больше Роберта, т.к. мой анализ самого себя приближается к полному пониманию себя. Это дает мир с собой и баланс в душе, который мне необходим, чтобы разорвать с Робертой. Она стремится к пониманию себя, но не целиком себя знает. Почему она может жить с другими мужчинами, о которых мне врет, потому что они «знают правила игры». А для нее уйти в самоанализ – все равно что «выйти из игры». Пугается.

Пусть будет правило игры: Показать себя слабее другого, глупее, зависимее – маленькая приятная ложь, подфартить внутреннему образу. Это делает несчастного в этом мире человека счастливым. Я пытался сделать Роберту счастливой.

В первый раз после четырехдневной болезни выполз на митинг этих ребят из АА. Спикер был отличный. Мой человек. Он сказал, что изолированность привела его к вымышленному фантастическому миру, и он делал то что делал, так, чтобы якобы делать, но существовал в ином мире.

Заговорили об изолированности. И вот тут я получил ответ на давнишний вопрос. Женщина, которую я всегда слушаю с интересом (интеллектуально звучит), сказала: «Изолированность привела меня к чистой обсессии». Она обычно сидела где-нибудь у себя на окне и считала окна противоположного здания до тысяч и сначала.

Это напомнило мне о моих крестиках и моих подсчетах окон. Я подошел к ней после митинга, что очень редко делаю, и сказал спасибо, ибо был действительно благодарен. Рассказал о крестиках. Она сказала: «В моем случае это было “lack of stimulation in environment” (Это мое). Я всегда искал учителей, и они меня отвергали. Почему? Очевидно я всегда интересовался только самим собой – мания самовыражения, приведшая меня к писательству. Крестики, которыми я самозабвенно заполнял серые листы бумаги на уроках в школе, до полной черноты бумаги, – это была одна из моих obsessions.

А может быть все потому, что мне всегда было невыносимо скучно.

Без курева, в состоянии полной принадлежности самому себе, я, кажется, просто учусь мыслить как ребенок, которому столько времени, сколько я не пью и не курю. Вот откуда эта мания записать любое новое в мыслях, в событиях, в переживаниях. Как будто вся прошедшая жизнь была сплошным эмоциональным кошмаром. Ад и месиво эмоций. И вот теперь слабое пробуждение мысли. Скажем так: на долго накапливаемом вариве эмоций вырастают ростки мысли. Вместо выливаемой на бумагу просто жалости к себе. Или просьбы: пожалейте, пожалуйста.

Понял наконец, что выгнать меня с работы никто не может. Этот эмигрантский страх прошел. Но, как сказал один мой знакомый, которому я жаловался: «И негра этого тоже никто не выгонит».

Я плюнул волноваться. Спокойно делаю весь «габидж» – ту работу, которую никто не хочет делать. Подбираю его из своей рабочей корзинки. Времени такая работа берет больше, количества для отчетности не дает. Получается, что я как бы делаю мало. Тот же знакомый (Максим) сказал: «Hard adjustment to another country. (мучительное приспособление к чужой стране). Они глупые здесь, они этого не понимают». Еще Максим сказал: «Это потому что вы пишете. It’s a nice talent, but it’s a hard adjustment. I wouldn’t be able to deal with this. I have to be concentrated only on reality». Прекрасный талант, но тяжелое приспособление. Я бы с этим не справился. Мне нужна концентрация только на реальности.

Опять ухожу на работу в панике, в ненависти. Помогает понимание самого себя: «Помни, не ты на них работаешь, они на тебя работают. Они думают, что это ты, кого можно уязвить, они не знают, что работают на твоей кухне, где их место – дробить тебе кости и пускать тебе иголки под кожу, дабы вырвать тот невидимый стон, который позднее уляжется в твою видимую строчку в твоей новой рукописи».

Иногда я им потакаю. Устанавливаю с ними мир. Тогда прихожу домой пустой. Не о чем было страдать. Они обокрали меня на страдание и я помогал им.

Зато сегодня был мой

день. Дрожал от возбуждения, злости и страха весь день. Сегодня был на работе аврал. Все работали как сумасшедшие и орали друг на друга. Но не я. Я, как всегда, помалкиваю, накапливая отчаянные мыслишки для своих рукописей. Я – в своей тарелке. Нервозно и отвратительно.

Комплекс делания себе хуже, чтобы доказать всему миру свое моральное превосходство. Но мир почему-то от этого не становится лучше, а вот не любить тебя крепко не любит. Козьмин сказала когда-то: «За что ты над собой так издеваешься?»

За что – за что… Роман пишу своими алыми чернилами. Вампир наоборот.

И хорошо, что я ни с кем не связан (женщиной). Это был бы импульсивный прыжок в чувство, за которым стоит только одно – надежда на спасителя.