Фантум 2013. Между землёй и небом

У них лопнул парус. Громко сказано! Он не побежал разрезами по шву, не прыснул высушенной насквозь солёной ниткой, не затрещал, колотясь, в порывах ветра, и скрип предательницы мачты, освобождённой от надрыва, не обрезал вой урагана, но миг, когда мономолекула рассыпается в атомную труху, нельзя не заметить. Вся Вселенная перед вами сминается, комкается, звёзды, накладываясь, сталкиваясь, давя друг друга, рождают, тут же убивая, безумные сбегающиеся созвездия. И торжествующее безмолвие заслонённого сценой мира гасит световую радугу сапогом реальности. И снова впереди немерцающие, игольные проколы млечной бездны, и не сдвинутся миллиметром парсековые дальности. Покойная недвижимость обманной статичности. И ещё до механичности взгляда в датчик ускорения, в пурпур аварийной лампы, вы всё уже знаете: клочья, скрученные квадраты гектаров, а скорее, пыльца вашего паруса мчится, уносится – уже умчалась, уже унеслась – в пустоту бездны курсовых звёзд. Ну, что же, случается, думаете вы, приходя в себя, через длинную-предлинную секунду резонирующей внутри растерянности. Всё не вечно, тем более альстремная тонкость молекулы-гиганта. Бывает, облегчённо вспоминаете вы, вот тогда возле…

– Бывает, – бесшабашно громко для новорождённой вселенной впереди говорите вы. – Вот тогда, возле меркурианского перигелия…

– Парус? – догадывается Марина. – Надо же… Никогда бы не… – уже притворно весело и тоже громко после исчезновения зеркального переотражения вселенной.

– Да, случается, – растягивая рот в улыбку и пытаясь отвернуть глаза от пурпура панели и проколов звёзд впереди, продолжаете вы. – Тогда, возле Меркурия, мы дважды теряли лисель, а Мегрэ, вообще, марсель – четыре раза. Поэтому и не вошёл в «десятку».

– Когда это было… – возражает Марина, тоже глядя в пурпурное пятно на пульте. Конечно, дело не в том когда, оба знают, что она имеет в виду под временем: техника солнечных парусников ушла вперёд, резко, в два порядка, повысилась надёжность. На той старине они бы не рискнули забраться сюда. – Даже интересно, правда? – исправляет свою ошибку Марина, показывая ямочку пурпуру и звёздам впереди. – Будет что…

Дадди, косясь, отслеживает её профиль, чёткость и неповторимость линий, толкающих его на подвиги. На этот рейс тоже, разумеется, если быть честным. Он наконец преодолевает гипноз аварийной лампы, берёт Марину в фокус, вновь клеит бесшабашную улыбку уверенности.

– Сейчас, милая, – басит Дадди с высот всесильного опыта старого космического волка, которому все эти штучки-дрючки пустоты за силовой защитой, от которых у юнг-курсантов сердце делается спринтером, а в голове толпятся книжно-фильмовые аналогии – скука смертная, суета детсадовская. – Проверим поле – чего торопиться, – сделаем всё как надо, – Дадди склоняется над пультом. Тренированные перчаточные пальцы готовы давить клавиши, вращать кнюппели, а глаза шарят ниже, хотят выйти из зоны аварийной цветовой гаммы. – Аккуратненько свернём реи. Пусть сканер пробежится, вдруг клочья там…

Уже загораются впереди новые, оживлённые пилотом Дадди огоньки. Хочется зыркнуть на Маринку, узнать, каким она его сейчас видит. Он сдерживается, следит за индикацией.

– Так, рея в узле, – поясняет космический волк Дадди.

Вообще-то есть специальные команды для каждой операции, но он здесь не на стажировке и не на сдаче прав. Понятное дело, Марина тоже не лыком шита, пусть не его стаж, но тоже влюблена в солнцелёты по уши – на гонках и познакомились. Ей, разумеется, понятно каждое переключение, но…

– Проверим и кливера заодно? – уважая опыт спутницы и желая приобщить её к вершащемуся приключению, интересуется Дадди.

К тому же есть повод глянуть на неё в упор. Всё в норме: никакой бледности, губы не поджаты, глаза внимательно следят за руками Дадди. Пульт, конечно, у них анахронизм – нет, скорее, нечто сотворённое под анахронизм – стиль ретро. Но, разумеется, в далёкую эпоху надуваемых воздухом парусов не было ничего похожего, однако сейчас, на соревнованиях, используются именно такие – спортивная мода. Марина кивает, улыбается уже не натянуто. Смехотворность произошедшего умиляет.

– Чего он порвался-то? – спрашивает Марина, хотя ответ её наверняка не интересует – это психотренинг, поддержка Дадди и себя.

– Какой-нибудь метеорит, мелюзга бродячая, – растолковывает Дадди банальщину. – Здесь, вблизи гиганта, они несутся как ошпаренные, хотя, может, и по нормальной – круговой – орбите ходят, – он жмёт плечами. – Правда, на сонаре ничего не мелькало. Ну так, жменя пыли какой-нибудь, мало ли… Бывает, – он снова шевелит плечами. – Кливера в норме. Стаксели… Они у нас покуда не развёрнуты. Запас! – Дадди поворачивается и подмигивает Марине, однако последняя шутка – это некоторый перехлёст.