Far Cry. Прощение

Уилл не стал отвечать, а просто двинулся вперед, не поднимая глаз от земли. Он шел по ее следу, отмечая места, где она сильнее упиралась пяткой или же больше отталкивалась носком.

В последний раз он видел Мэри Мэй подростком. Впрочем, она была уже достаточно взрослой, чтобы работать в баре. Это было очень давно. Очень много воды утекло с тех пор, как он пришел в церковь, отдал свою душу Отцу и отрекся от всего, что знал прежде.

Мэри Мэй добралась до них под конец ужина. Один поднялся навстречу, чтобы приветствовать ее. Он вышел из-под сени деревьев, где был устроен лагерь и разбит костер. Девушка поздоровалась и остановилась. Солнце уже цеплялось за верхушки деревьев. До наступления ночи оставалось совсем немного. Он ответил на испанском, а затем жестом предложил присоединиться к ним и разделить ужин.

Пастухов было двое: отец и сын-подросток. Именно отец пригласил ее к костру. Они ели разогретые на костре кукурузные лепешки с густой подливой из мяса, фасоли и специй. Кипящий котелок источал незнакомый упоительный аромат, от которого рот Мэри Мэй моментально наполнился слюной. Ей дали лепешки и миску с соусом, и девушка принялась за еду. Хозяева молча наблюдали за ней, и лишь когда с первой лепешкой было покончено, а второй она принялась собирать все остатки подливы, отец что-то сказал сыну, а тот в свою очередь обратился к гостье на английском, спрашивая, что привело ее сюда.

– Я ищу своего брата, – откликнулась Мэри Мэй.

Сын перевел отцу ее ответ, а затем спросил вновь:

– Он потерялся?

– Можно сказать и так.

Овцы паслись выше по склону, и она принялась рассеянно наблюдать за ними, пока солнце окончательно не село. Тогда она вновь повернулась к костру и спросила, не знают ли пастухи как добраться до церкви «Врата Эдема».

– Está buscando por la iglesia?[1] – спросил отец, внимательно глядя на нее. – Es una mala iglesia[2].

Мэри Мэй перевела взгляд на его сына, ожидая перевода.

– Он говорит, что это плохое место, – объяснил паренек. – Несколько раз они обращались к нашему работодателю. Пытались обратить его в свою веру, заставить отдать овец и примкнуть к ним.

– Они со многими так поступали, – кивнула девушка. – И со мной тоже.

Она наконец расправилась с остатками ужина и сунула последний кусок лепешки в рот.

– Иногда они приходят ночью и крадут овец. Они словно волки. И воры. Скоро, если наш работодатель продолжит терять скот, а с ним и свои деньги, у него не останется выбора, кроме как отдать им оставшееся за те гроши, что они предлагают.

– Знакомая история, – согласилась Мэри Мэй. – Они перекрыли поставки алкоголя для моего бара в городе. Мешают мне поддерживать связь с одной половиной моих партнеров и запугали вторую половину.

– Они слишком многого хотят, – подтвердил паренек. – Считают, что все им принадлежит. Но это ничья земля. Она принадлежит людям, овцам и всем, кто ходит по ней и сам выбирает, куда держать путь.

Улыбнувшись своим нежданным союзникам, Мэри Мэй поблагодарила их за ужин, а затем поднялась на ноги и вернула миску.

– A dónde vas?[3] – спросил отец.

– За своим братом.

– Él está con ellos?[4]

– Да. – Отрицать это не имело смысла.

Мужчина серьезно задумался, а затем поднялся тоже и спросил, не хочет ли она остаться. У них было запасное одеяло, которым они готовы были поделиться. Ночь стремительно вступала в свои права, а потеряться в темноте было значительно легче, чем днем.

Он ушел в глубину леса и минуту спустя вернулся верхом на спокойной чалой лошадке, которую тут же пустил рысью. Мэри Мэй успела заметить, что к седлу была приторочена винтовка в потертой кожаной кобуре. Проводив пастуха взглядом, она вопросительно посмотрела на мальчишку, и тот пояснил:

– Винтовка помогает против волков. Любых волков.

– Все настолько плохо?

– Сложно сказать. Особенно пока не пришлось решать самому. Не знаю, насколько все плохо. Правда не знаю. Время покажет.

– А что твой отец? – Она следила за тем, как всадник скачет по склону. Его темный силуэт выделялся на фоне серых сумерек. Овцы разбегались из-под копыт лошади, словно волны от корабля. – Ему приходилось стрелять?

– Он каждый день выезжает в сумерках, чтобы проверить овец перед наступлением темноты. – Парнишка собрал остатки ужина и принялся отмывать котелок небольшой тряпицей. – Он пастух. И всегда был пастухом. Он не сможет жить без своего стада. Понимаешь? – Он продолжил говорить, лишь когда закончил с мытьем: – Твой брат верует?

– Я не знаю, – вздохнула Мэри Мэй. – Я больше не могу сказать наверняка. Кажется, я давно уже мало знаю о нем.

– Иногда мы слышим их, – продолжил мальчик, – их заклинания и песни. Иногда в лесу звучат голоса. И порой мы видим костры. Некоторые веруют, – отметил он, – некоторые не очень. Им сложно на самом деле, ведь они думают, что вступают в мир, живущий по милости Божьей.

Но вместо этого попадают в обитель греха и порока. Слова их Отца – это не слова Бога. Это лишь способ поработить их.